— То, чем я занимаюсь — это театр. Но только действуют в нём огромные исторические личности, — заявил Эдвард Радзинский в интервью 78.ru.
В Северную столицу известный писатель и исследователь истории приехал, чтобы встретиться с петербуржцами на авторском вечере «Весь мир — театр!» Встреча обещала гостям слияние сразу двух театров: театра истории и театра жизни, в котором каждый — актёр.
За 82 года своей жизни Эдвард Радзинский написал около 40 исторических романов, многие из которых рисуют исключительно живые портреты колоссальных личностей, от Ивана Грозного до Иосифа Сталина, от Наполеона до Николая II. На телевидении, начиная с 1995 года, вышло несколько десятков его авторских передач, собиравших у экрана половину страны.
Рассказы Радзинского о приключениях, драмах и любовных терзаниях правителей Российской империи с удовольствием смотрели и слушали все — и те, кто любит и знает историю, и те, кто никогда ею не интересовался. Между тем, свой творческий путь в 1950-60-х годах он начал как драматург.
Радзинский написал более двух десятков пьес, первая из которых, «Мечта моя… Индия», увидела свет в 1958 году. Спектакли по его произведениям ставил сам Георгий Товстоногов, а многие пьесы не допускали на сцену годами — к примеру, «Беседы с Сократом» ждали своего часа шесть лет.
Своё предпоследнее драматургическое произведение Радзинский написал в 1988 году, а последнее на данный момент — только в 2007. Тем не менее, сам историк и драматург со смехом опровергает утверждение, будто он ушёл из театра в конце 80-х:
— Я продолжал писать пьесы, только придумал делать это на глазах аудитории.
Пьесы, которые создаёт Эдвард Радзинский, масштабнее и крупнее, чем всё, что может предложить современный театр.
— Я рассказываю о крушении империи, крушении Атлантиды, гигантской цивилизации! — рассказал историк о программе, которую он привёз в Петербург. — Я говорю о смене цивилизации, и всё это — в исполнении актёров. Царица во время краха империи, когда восстал весь Царскосельский гарнизон, когда она строит своих немногочисленных защитников Александровского дворца, и выходит к ним в шубе — это трагическая актриса. Великолепная актриса в драме революции. А сама драма кровавой революции? Кто сильней напишет?
Историк отметил, что, на самом деле, просто выбрал более удобный для себя формат — исторические фигуры сами, по сути, руководят его пером и его рассказами:
— Я всего лишь жалкий исполнитель. То есть я перестал писать за них — они уже всё написали, я только исполняю. Причём в чем прелесть этого: обычно ты пишешь, отдаёшь готовую пьесу, и артисты её играют. А у меня огромное преимущество: я выхожу на сцену и не знаю свою пьесу. Я должен заразиться от зала, я должен понять на этом коротком проходе до своего места на сцене, я должен почувствовать энергетику зала. Ничего прекрасней, клянусь вам, нет!
Театр Радзинского слишком огромен, чтобы прибегать к помощи обычных актёров и рукотворных декораций:
— Я по-прежнему в театре, просто у меня беда: нынешний театр очень интересен, но мне почему-то кажется, что он какой-то маленький, очень жалкий. А я занимаюсь гигантскими свершениями!
На авторском вечере, прошедшем 29 октября в петербургской Филармонии, декорациями для представления историка и драматурга стал сам Петербург.
— Ведь это всё здесь происходило, — отметил Радзинский — То есть я выхожу здесь на сцену уже заражённый и частью испуганный своим окружением. Вы говорите про декабристов — а они вот здесь, рядом!
В первую очередь Эдварда Радзинского среди широкого круга читателей и телезрителей прославили его невероятно живые портреты исторических личностей. Для их создания писатель углублялся в архивы документов, изучал личные дневники, переписку, телеграммы и другие первоисточники. И в процессе работы, признался сам автор, его предметы исследования оживали.
— У меня была пьеса, она называлась «Беседы с Сократом», и это правда, — рассказал историк 78.ru. — Я ему невероятно благодарен. Я его цитировал, но это были наши с ним беседы. Я бы мог назвать книгу «Беседы с Иосифом Виссарионовичем» — там огромная книга, которая как бы роман — но это «как бы». Это исторический роман, где куча дневников, которые были мне предоставлены. Для меня это путешествие, опять же, в ещё одну затонувшую Атлантиду, в страну по имени СССР. И мы с ним разговариваем, это точно, потому что я могу в любой момент процитировать, что бы сказал он.
Изучая своих героев, Эдвард Радзинский близко знакомится не только с их историей жизни, их чувствами и мыслями, но и с их речью. А ведь речь человека может очень много о нём рассказать. Так, речь Иосифа Сталина, по словам писателя, построена во многом на близком знакомстве с Библией.
— Мне вообще он очень интересен. Как безумно интересен Распутин, просто невероятно, потому что он всё время меняется. После этого трудно возвращаться сюда, понимаете. После них — с кем беседовать?..
Рассматривая прошлое через призму личности, Радзинский отмечает: нельзя сказать, что именно личность творит историю или, напротив, история порождает личность:
— Там прелестное взаимодействие. История чувствует свою личность, а задача личности — чувствовать историю. То есть, условно говоря, правитель должен слышать глас народа, но слушаться только истории. Потому что глас народа — это ветер, сегодня он такой, а завтра он совсем другой.
Ярчайшим примером переменчивости «гласа народа» можно назвать, как ни странно, революцию.
— Когда Николай II объявлял о вступлении России в Мировую войну, люди на площади стояли на коленях и пели «Боже, Царя храни!». Если бы он знал, что буквально через три с половиной года эта же площадь его расстреляет, причём зверски, чудовищно, невиданно, — рассказал историк. — Поэтому осторожней там, где голос истории! Тот счастлив правитель, и народ ещё больше, который понимает этот голос!
Но несмотря на смену эпох, крушение цивилизаций и появление новых государственных гигантов, человечество само по себе, отмечает Эдвард Радзинский, совсем не меняется. Им, как и тысячи лет назад, управляют всё те же страсти и пороки: жажда славы, погоня за деньгами и похоть.
— Там отличие-то — это шутка, вот что я вам скажу. Людям кажется, что они меняются. Когда возник телефон, людям казалось — ну, всё. А когда и телефон, и телеграф, и огромная революция — казалось, сейчас будет другая жизнь! Ну и что?.. — разводит руками историк.
Между тем, меняются лишь те самые декорации, оболочка, внутри которой не появляется ничего нового на протяжении многих веков:
— А что происходит на самом деле? Такой маленький холмик человеческой нравственности, и рядом с ним — гигантская пирамида, вверх несущаяся, — это технологии. И они всё время страшно разнятся. А люди, все их страсти — это же всё вечное.
Эдвард Радзинский отметил, что именно поэтому существует художественная литература. Сколько бы ни прошло лет — открывая старый классический роман, мы прекрасно понимаем, что движет героями:
— Вы читаете Теккерея, и понимаете его абсолютно, берёте всю римскую литературу — ну просто сейчас написано! Вот эти «новые римляне», которые появились из бывших откупщиков и стали римскими миллиардерами, римскими олигархами — поведение у них абсолютно такое же, как сегодня. И при них — нищие литераторы, которые заглядывают им в рот, потому что там кормёжка.
Возможно, именно поэтому герои книг и спектаклей Радзинского кажутся нам абсолютно живыми — ведь автор подходит к ним не как к «пыльным образам из книг», а как к реальным собеседникам и актёрам его « театральных постановок».