Ольга Берггольц: светлый ангел под сапогом НКВД. Доблокадные дневники — впервые без купюр
Искренняя жизнь
— Ольга Берггольц была светлым ангелом. Красотка, блондинка — в неё влюблялись! Она была весёлая, деятельная, энергичная. На неё обрушилось большое количество несчастий. Но это не сломало её полностью.
Так описал «блокадную музу» в беседе с 78.ru историк и писатель Лев Лурье. У Берггольц была удивительная жизнь — она родилась добрым и мягким человеком, выросла восторженной идеалисткой, бесконечно верящей в светлое будущее и столь же, в общем-то, светлое настоящее.
Юная красавица с длинными светлыми косами уже в 15 лет поражала маститых поэтов своими стихами, а в 16 стала печататься. И, несмотря на то, что родители когда-то мечтали отдать её в Институт благородных девиц (давно, в другой жизни, до революции), мечтали вырастить из неё совсем другую барышню, Ольга Берггольц росла настоящей советской пионеркой.
— Она была сгустком обаяния и красоты, на который обрушились какие-то невероятные невзгоды, — считает Лев Лурье. И с этим трудно поспорить.
Для большинства современных петербуржцев Берггольц — прежде всего, блокадный поэт, спасший своей верой в лучшее, своей поддержкой тысячи жизней. Но у поэтессы была своя жизнь и до блокады. Эта жизнь была наполнена до краёв: искренней верой, любовью, трагедиями личными и семейными, страшными внутренними драмами, поездками по стране и переломными моментами.
Свой первый дневник, в котором отражались все мысли, чувства и метания, Ольга начала вести в 1923 году, ещё практически в детстве. Последний дневник закончился вместе с последним днём поэтессы. Записки блокадных дней уже издавались — и в полном объёме, и в отрывках. Но записи довоенного времени, периода «большого террора», полностью и без купюр публикуются у нас впервые.
Книга «Мой дневник. Том 2: 1930 — 1941» вышла в издательстве «Кучково поле». Это вторая книга масштабного проекта, посвящённого самой «ленинградской» поэтессе. Ранее уже были опубликованы её юношеские заметки, в ближайшем будущем выйдет в свет новое издание «Блокадных дневников». Особенность данного издания — в том, что здесь метущаяся душа поэтессы представлена без купюр, такой, какой она была на самом деле. Разрываемая противоречиями между светлыми идеалами и страшной, порой глубоко грязной и отвратительной реальностью. «Сгусток обаяния и красоты» под сапогом НКВД.
«Ольга Берггольц — это всё, что случилось с Ольгой Берггольц»
— Она прошла, наверное, все круги ада, — так о жизни Ольги Берггольц высказалась в беседе с 78.ru писательница, театральный и кинокритик, актриса Татьяна Москвина.
И именно эти «круги ада», как ни страшно о подобном говорить, превратили её из восторженной пионерки и комсомолки в настоящего Поэта.
— Ольга Берггольц была очень хороша собой в молодости, — рассказывает Татьяна Москвина. — Если вы посмотрите на её фотографии, вы поймете, что это была женщина, которая могла свести с ума. Но она не вела себя как «красотка», что и невозможно было в её обстоятельствах. Она была советской девушкой, идеалисткой, пламенной и пылкой, убежденной коммунисткой.
В 18 лет юная Ляля влюбилась в очень талантливого поэта Бориса Корнилова, вышла за него замуж и родила дочку. Счастье? Да, но через семь лет дочь Ира умирает от осложнений на сердце после ангины. В 25 лет Ольга похоронила первого ребёнка.
Она очень хотела быть матерью, страстно желала родить ребёнка от любимого человека. В 1930 году Ольга влюбилась вновь — в однокурсника Николая Молчанова. Вышла за него замуж и в 1932 году родила вторую дочку — Майю. Майя умерла через год. А сам Николай Молчанов, которому Берггольц посвятила свою лучшую, по её личному мнению, книгу, скончался в осаждённом Ленинграде от голода в 1942 году.
Но ещё до смерти любимого мужа поэтесса потеряла третьего, так и не родившегося ребёнка. А также саму возможность когда-либо стать матерью. После пыток в застенках НКВД на 5,5 месяце беременности у Ольги случился выкидыш — прямо там, в тюрьме. И с тех пор, по словам её сестры Муси (Марии Берггольц), беременность Ольги замирала именно на этом «рубеже» — на 5,5 месяца. Больше родить Ольга так и не смогла.
Сфабрикованное дело, из-за которого Берггольц арестовали 13 декабря 1938 года, перевернуло и её жизнь, и её личность.
— Если бы этих событий не было, у нас бы не было Ольги Берггольц. Была бы какая-нибудь совсем другая поэтесса. А Ольга Берггольц — это всё, что случилось с Ольгой Берггольц, — считает Татьяна Москвина. — Она прошла страшным, трудным и трагическим путем, но она шла вверх. А те, кто продолжал закрывать глаза, делать вид, что всё прекрасно, натужно верить или врать — они пошли вниз. Трагическим путем эта мужественная женщина шла к огромной духовной высоте.
В дневниках Берггольц предстаёт настоящей. Поэтессе приходилось жить по принципам «двоемыслия». Обожать вождя и признавать, что это он чужими руками пьяных НКВДшников «терзал» её тело и душу. «Голосовать на собраниях», чтобы потом признаваться в самых честных стихах и записках:
«В подворотне — с дворником курила,
Водку в забегаловке пила…»
— И нужна ли нам та, другая Ольга Берггольц? Те, кто этим путем не прошли, все забыты уже. Кому нужны эти звонкие комсомольские стихи? Они забыты. А Ольга Берггольц, конечно, с нами, —признаёт Татьяна Москвина. — Она — один из «настоящих» обитателей Ленинграда-Петербурга. В этом городе очень мало настоящих жителей, которых город духовно прописывает. Ольга Берггольц, безусловно, такой житель — где-то рядом с Достоевским и с Ахматовой.
Из поэтессы в террористы
Долгое время истинная причина ареста Берггольц оставалась неизвестной. По одной из версий, Ольгу «взяли» за её на тот момент уже бывшего мужа и первую любовь — Бориса Корнилова. Тогда же Корнилова, «очень талантливого поэта», как подчёркивает Лев Лурье, расстреляли. Более чем вероятно, что и сама Ольга Фёдоровна никогда бы не вышла из-за решётки, если б не хлопоты и героические «интриги» её младшей сестры.
По другой версии, Ольга попала под прицел из-за связи с Леопольдом Авербахом, главредом журнала «На литературном посту», который также был расстрелян по ложному доносу.
В 2009 году доступ к закрытым до этого архивным материалам НКВД получила петербургская писательница, поэтесса и переводчик Наталия Соколовская. Именно она в 2010 году составила и выпустила книгу «Ольга. Запретный дневник. Стихи, проза, дневники, архивные материалы» — насыщенный коллаж из кадров яркой и страшной жизни Берггольц. И именно Наталия Соколовская выяснила, что поэтессу «взяли» по делу «кировских журналистов», якобы готовивших переворот.
«Ночь с 13 на 14 декабря. Арестована как „участница троцкистско-зиновьевской организации“. Доставлена в „Шпалерку“, тюрьму Большого дома (Ленинградское управление НКВД, Литейный, 4; тюрьма располагалась на примыкающей к Шпалерной, тогда Воейкова, улице, 25). В Постановлении об аресте сказано, что О. Б. входила в террористическую группу, готовившую террористические акты против руководителей ВКП (б) и Советского правительства (т. Жданова и т. Ворошилова)». Выдержка из книги «Ольга. Запретный дневник»
Как восторженная комсомолка превратилась в террористку? Представить сложно, но это был период «большого террора», глобальной чистки советской действительности от даже минимально неугодных.
— Через весь блокадный дневник Берггольц проходит мысль о губительности сталинского режима. Именно эта очевидная, казалось бы, мысль сегодня мне представляется крайне актуальной, — рассказала в беседе с 78.ru Наталия Соколовская. — Дневник Ольги Берггольц — это не только очень важный источник знания о ленинградской блокаде (знания, до сих пор во многом замалчиваемого), но и источник знания о «человеке советском» во всей сложности и трагичности этого понятия.
Но перелом личности поэтессы начался ещё до блокады.
«14/XII — 39
Ровно год тому назад я была арестована. <…> Зачем все-таки подвергали меня всё той же муке?! Зачем были те дикие, полубредовые жёлто-красные ночи? И это безмерное, безграничное, дикое человеческое страдание, в котором тонуло моё страдание, расширяясь до безумия, до раздавленности? Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в неё, гадили, потом сунули её обратно и говорят: «Живи». <…>
Как же я буду писать роман о нашем поколении, о становлении его сознания к моменту его зрелости, роман о субъекте эпохи, о субъекте его сознания, когда это сознание после тюрьмы потерпело такие погромы, вышло из дотюремного равновесия?» («Ольга. Запретный дневник»)
Новой, надломленной, но не раздавленной Берггольц были написаны совсем другие стихи и, конечно, совсем другие дневники. Правда, до конца справиться с «наследством грязных пальцев» в своей душе она так и не смогла.
Продолжение следует…
