Крым, СВО, голые вечеринки и НАТО у границ: как это было при Екатерине II
Современник Екатерины II Георг Гегель считал, что история развивается по спирали. Если бы он дожил до наших дней, то окончательно бы в этом убедился. Как и 250 лет назад, Россия возвращает Крым и проводит операцию на Украине, встречая непонимание на Туманном Альбионе, а высший свет шокирует простонародье цинизмом и развратом. При этом видимость, создаваемая пропагандой, всё так же важнее реальности. Причём по обе стороны границы.
«Голые вечеринки» Екатерины Второй
Если почитать свежие тексты о Екатерине II в интернете, что на русском, что на английском языках, то окажется, что главная интрига её почти 35-летнего правления касается судьбы тайных комнат для интима — с секс-игрушками и мебелью, украшенной фаллосами. Именно там предположительно императрица ублажала коня, после чего умерла от разрыва органов. Говорят, комнаты в Царском Селе разграбили немцы в годы ВОВ. Вероятно, именно эти игрушки энтузиасты потом неоднократно видели в их фильмах для взрослых.
В целом же картина царствования предстаёт примерно в следующем свете. Князь Потёмкин и придворные только тем и заняты, чтобы подобрать императрице толкового любовника. Первым делом подающего надежды кандидата ведут к фрейлинам на испытания. Пройдя суровый отбор, счастливец попадает в покои самой Екатерины. И, если проявит себя, то получает в награду ордена и высшие должности в государстве.
Впрочем, порой самодержица настолько нетерпелива, что, едва отправив письмо Вольтеру или Дидро, в ожидании очередного любовника затаскивает в постель первого попавшегося лакея.
На самом деле российская Фелица и императрица Екатерина II получила превосходное образование, так что и женская анатомия не была для неё загадкой, а в 1764 году она даже учредила при университете анатомический театр. История с конём — настолько очевидный плод больной фантазии, что даже обсуждать его несерьёзно, да и в целом картины придворного разврата несколько преувеличены молвой.
Что ещё важнее, жизнь привилегированных страт общества в эпоху Просвещения в принципе не отличалась целомудрием. Скажем, друг Екатерины по переписке Вольтер открыто сожительствовал с замужней маркизой дю Шатле. Причём многочисленные любовники не были секретом и для её супруга. А когда сам философ однажды застал свою музу в постели с маркизом Сен-Ламбером и устроил сцену ревности, та ему примирительно заявила:
— Признайте, что теперь вы не в силах продолжать установленный нами режим без ущерба для вашего здоровья. Так стоит ли гневаться на то, что один молодой офицер решил помочь вам?
Вольтер, как философ-просветитель, должен был согласиться с тем, что это естественный порядок вещей.
Не менее живые картины уже из жизни русского дворянства всплывают из мемуаров Анны Лабзиной, которую в 13 лет выдали замуж за выдающегося учёного, педагога и соратника Потёмкина Александра Карамышева. Отвлёкшись от химических опытов, изучения флоры и улучшения выработки на рудниках, он находил время для развития и воспитания своей юной супруги. Разумеется, в духе времени и по заветам французских философов, которые христианской морали противопоставили естественность и следование природе.
«На первом этапе он делает свою малолетнюю жену свидетельницей любовных сцен между ним и его любовницей. Затем, когда Анна Евдокимовна уже становится женщиной, он предлагает ей завести любовника и сам берётся обеспечить её „кандидатом“. Видимо, таким способом Карамышев полагал приобщить жену к свободе, при этом всё время подчёркивая, что он её любит и что ни его, ни её свобода не затрагивают связи их сердец», — рассказывает исследователь Юрий Лотман.
А вот как описывает нравы екатерининского века автор «Недоросля» Денис Фонвизин в своём «Разговоре у княгини Халдиной». Там аристократка беседует со служанкой, вероятно, из крепостных крестьян.
«Княгиня. A propos! (К своей девушке.) Ты мне анонсировала г. Здравомысла; где же он?
Девка (указывая на другую комнату). Вот здесь дожидается.
Княгиня. Проси его сюда. (Здравомысл входит.)
Княгиня. Извините меня, сударь, что глупость людей моих заставила вас сидеть в скуке. (К девке.) Разве ты не знаешь, что я при мужчинах люблю одеваться?
Девка. Да ведь стыдно, ваше сиятельство.
Княгиня. Глупа, радость. Я столько свет знаю, что мне стыдно чего-нибудь стыдиться».
Кажется, что до голой вечеринки в духе Насти Ивлеевой остаётся лишь один шаг, ведь только уроды «бояться» красоты. Причём нравы элиты тогда вызывали такое же непонимание со стороны простонародья.
Однако именно этот последний шаг и не мог быть сделан в XVIII веке, потому что этика светских приличий позаботилась о строгих границах между публичным и интимным. К слову, именно этой теме позже была посвящена «Анна Каренина». Героиня Толстого решила нарушить границы, и кончилось это плохо. Но грех её состоял не в измене, а в нарушении приличия, как его тогда понимали.
Пожалуй, самое пикантное, что можно найти в светских утехах Екатерины II — это балы, на которых мужчин заставляли переодеваться в женское платье. Сама же царица любила надевать мужские наряды. Но совсем без платья на такие балы, разумеется, не пускали. Впрочем, и эта традиция досталась Екатерине в наследство от предшественницы Елизаветы. А вот покинув бал, императрица, вероятно, могла развлечь себя так, как гостям «голой вечеринки» и не снилось. Такова разница между практиком 18 века и хайпожором 21-го.
«Крым наш» и «Лавров» екатеринской эпохи
Вопреки стереотипам, лишь несколько любовников Екатерины II имели реальное отношение к важным государственным делам, причём большинство из них обладали и соответствующими талантами. При этом императрица вела крайне осмысленную и осмотрительную внешнюю политику, которая позволила существенно расширить границы державы как на западе, так и на юге.
В течение первых двадцати лет правления Екатерины II главным российским дипломатом был граф Никита Панин. А его ключевым проектом стал союз держав под названием «Северный аккорд». Он был призван объединить Россию, Швецию, Пруссию, Речь Посполитую и Англию с её многочисленными колониями, которые на начальном этапе включали значительную часть Северной Америки. В общем, что-то вроде НАТО своего времени, которое должно было противостоять Габсбургам и Бурбонам.
Однако хорошо нам знакомый сценарий с попытками подружиться с «НАТО» провалился и тогда. Англичане, как и сейчас, хотели, чтобы Россия отказалась от посягательств на Крым, а вместо этого отправила своих солдат умирать за какие-нибудь военные авантюры Туманного Альбиона. Например, подавлять восстание Соединённых Штатов, объявивших о независимости. В общем, понимания мы не нашли.
При этом Речь Посполитая играла во внешней политике примерно ту же роль, что сейчас Украина. Там был и «русский ставленник» на троне, Станислав II, и свои вечные майданы, и жестокие притеснения русскоязычного и православного населения. Россия пыталась навязать соседу дружбу и добилась, чтобы православных перестали убивать и хотя бы формально уравняли в правах с католиками. В ответ местные националисты подняли восстание из-за «пророссийской» политики своего монарха.
Гражданская война грозила православному населению Речи Посполитой новыми гонениями, однако специальная военная операция под руководством Александром Суворова привела к быстрой капитуляции восставшей шляхты и завершилась разделом Польши под протестующие вопли из Парижа и Лондона. Французы тогда, к слову, помогали польским националистам и деньгами, и солдатами. Так что недавнее заявление Эмманюэля Макрона о введении французского контингента на территорию Украины — это тоже дань тридициям.
После этого недовольные польские националисты снова восставали против России до тех пор, пока соседние державы к концу правления Екатерины не поделили всю территорию их бывшей державы. В этом было нечто иррациональное. Ведь союз с Россией мог принести Речи Посполитой большие дивиденды, однако на пути к нему стояли шовинизм, презрение к русским «рабам» и преклонение перед Европой. Польскую элиту манил образ «славянских французов».
Так в состав России в числе прочих территорий вошли Волынь и Правобережная Украина. Изначально местное население было настроено лояльно по отношению к единоверцам с севера. Однако вместе с простым народом Россия забрала себе и дерзких шляхтичей, сохранив за ними все права, и в этой среде постепенно зрела уже идея украинской идентичности и уникальности.
Однако были у решения о присоединении бывших польских территорий и критики. К слову, против раздела Польши выступал даже граф Панин. Считалось, что Польша служит важным буфером, разделяющим Россию с сильными западными державами. А после её исчезновения «НАТО» в лице Пруссии оказалось в буквальном смысле у ворот, и впоследствии нашему государству действительно пришлось воевать с немцами.
Впрочем, спасло бы от этих войн сохранение границ — большой вопрос. А самыми упорными критиками были тогдашние либералы, видевшие в разделе Польши противоречия с вольнолюбивыми идеалами парижского клуба просветителей.
В свою очередь войны с турками, которые раз за разом пытались ввернуть Петербургу нож в спину, завершились закреплением за Россией Новороссии и Крыма. Причём само слово Новороссия вошло в обиход именно при Екатерине II. А Крым, как и в недавней истории, сперва получил независимость и лишь после новых провокаций со стороны южного соседа Екатерина II провозгласила манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу».
Матушка российской пропаганды
Но, пожалуй, ярче всего параллели между эпохами просвечиваются в связи с той ролью, которую в государственных делах играла пропаганда. Причём Екатерине II пришлось лично возглавить атаку на общественное мнение. Видимо, где-то в промежутках между утехами с конями и полным зоопарком она находила время на написание статей для официозного сатирического журнала «Всякая всячина». Черновики статей позже нашли в личных бумагах императрицы, что опровергает миф о литературных рабах.
Скажем, один из материалов в виде сказки высмеивает протесты жителей Малороссии против устранения гетманщины и местных форм самоуправления. При этом законы были уподоблены кафтанам.
«Портные сего мальчика сочли за безумного, но, услыша такий необычайный крик и видя сих неугомонных мальчиков дерзость, поостановили свой спор и зачали их унимать, говоря им, что дурно им быть так непризнательным; что они пришли в изодранной рубашонке, а ныне уже у них шуба есть; что пятилетние кафтаны на пятнадцатилетних не лезут, да и черт знает, где те ветошечки, ибо мальчики недавно к хозяину пришли; что они должны слушаться дворецкого; что они лгут, будто их топить хотят и для того заставляют шить мешок, а не кафтан; что сами видят, что мужик без кафтана на улице почти замерз; что, шив мужику кафтан, и они могут надеяться на малость хозяина, что одеты будут; только им наперед ту милость заслужить должно, а не по-пустому упорствовать».
Так выглядят метафоры Владимира Соловьёва 18 века, который помогал императрице разъяснять подданным государственную политику. В другом материале высмеивались поползновения дворян в духе Насти Ивлеевой:
«Многие молодые девушки чулков не вытягивают, а когда сядут, тогда ногу на ногу кладут; через это подымают юбку так высоко, что я сие приметить мог, а иногда и более сего».
Причём в начале своего правления Екатерина II лояльно относилась к «независимой журналистике» и даже допустила открытую полемику своего журнала с «Трутнем» Николая Новикова. Но очень быстро разоблачительный дух либерализма привёл императрицу в такое замешательство, что она была вынуждена наступить на горло собственной песне и закрыть конкурирующее издание.
Пропагандистские путешествия по регионам с участием многочисленных корреспондентов центральных изданий тоже придуманы вовсе не политтехнологами нынешних губернаторов. В этой связи в первую очередь вспоминается поездка Екатерины со свитой и многочисленными иностранцами на юг России. Именно с ней связан миф о «потёмкинских деревнях», получивший широкое международное распространение.
Из Москвы предварительно выгнали всех нищих, а на пути следования кортежа спешно производился ремонт зданий. Крестьяне надевали лучшие одежды.
Впрочем, куда любопытнее история с перепиской Екатерины, которая общалась со многими известными просветителями. Исследователи давно заметили, что в письмах императрицы не было практически ничего личного, а сами они напоминали пропагандистские реляции.
— Наши налоги так необременительны, что в России нет мужика, который бы не имел курицы, когда он её захочет, а с некоторого времени они предпочитают индеек курам, — объясняла Екатерина Вольтеру.
Французу оставалось молча завидовать, ведь и в Париже, и в Лондоне простой народ индейкой баловал себя крайне редко.
Другой постоянный корреспондент Екатерины барон Фридрих Мельхиор Гримм был Такером Карлсоном своего времени. Только в духе времени он гнался не за массовостью аудитории, а за качеством. Читателями рукописной газеты Гримма, описывавшей и комментировавшей важнейшие новости политики и культуры, были монархи, в том числе Екатерина, её двоюродный брат шведский король Густав III и ставленник на польском престоле Станислав Понятовский.
Письма Екатерины Гримму чем-то напоминают интервью современных российских чиновников. Там рассказывается о том, как в России богато и вольно живёт народ. Гримм брал на себя труд подробно пересказать содержание посланий в парижских салонах, компенсируя своим упорством отсутствующие технологий радио и телевидения. Впрочем, есть версия о том, что письма просвещённым корреспондентам из Европы Екатерине помогал сочинять граф Андрей Шувалов.
Разумеется, Екатерина II искренне любила русский народ. На страницах «Всякой всячины» осуждалась жестокость помещиков по отношению к крепостным, да и само крепостное право казалось императрице пережитком. Конечно, отменить она его так и не смогла, но зато заботилась о простом народе иначе. Во всяком случае такое впечатление складывается из переписки с Гриммом.
— Бывало прежде, проезжая по деревне, видишь маленьких ребятишек в одной рубашке, бегающих босыми ногами по снегу; теперь же нет ни одного, у которого не было бы верхнего платья, тулупа и сапогов. Дома по-прежнему деревянные, но расширились и большая часть их уже в два этажа, — рассказывала императрица.
Что бы она сказала, если бы узнала, что нас уже и хрущёвкой не удивишь? Ведь с тех пор о русском народе заботились ещё целых 250 лет.
