— Сейчас нам стало понятно, что мозг — самое сложное из всего, что мы знаем о Вселенной. Это немыслимой сложности нечто, я даже не знаю, как его назвать. Программ, которые исследуют мозг, в мире много. Счёт денег, которые вкладываются в эти программы, идёт на миллиарды, причём на многие миллиарды. Как вы понимаете, в мире жёлтого дьявола никто цента не даст просто так. Раз идут такие огромные вложения — федеральные, частные, муниципальные, как в Соединённых Штатах, так и в Европе, Азии — как-то это должно объясняться. А объяснение простое: тот, кому удастся сделать прорыв в этой области, победил сразу во всём.
Об этом профессор, доктор биологических и филологических наук Татьяна Черниговская рассказала на пресс-конференции, посвящённой 30-летию петербургского Института мозга человека им. Бехтеревой. Во всём мире сейчас идёт невидимая для простых людей гонка — за раскрытие тайн человеческого мозга, принципов его работы и функционирования. При этом, многие серьёзные мировые исследования исходят из категорически неверной установки, поделилась Черниговская:
— По умолчанию считается, что можно изучить мозг других живых существ, после этого увеличить получившееся на миллион — и мы получим человеческий мозг. Вот это неправильная идея. Человеческий мозг — и это не шутка, и не языковая игра — это мозг человека! Это не мозг мышки, свинки или собачки, который просто умножен, и потому он больше и мощнее. Он принципиально иной. Он качественно отличается от других.
Именно поэтому петербургский Институт мозга человека так отличается от аналогичных, казалось бы, исследовательских институтов в большинстве других стран — своим основным предметом исследования. Ведь даже изучив каждый нейрон в отдельности, разложив на составляющие всю нейронную сеть человека, вряд ли получится понять, как зарождается у нас та или иная мысль, как мозг справляется со множеством задач и проблем, которых просто нет и не может быть в голове у шимпанзе или собаки.
Как призналась Татьяна Черниговская, больше всего в человеческом мозге её до сих пор поражает невероятная гибкость:
— Человек находится в постоянно меняющейся среде. Она меняется как физически, так и социально. Меняются и ваши взгляды на неё. Сегодня вы этого человека любите, а завтра ненавидите, сейчас ситуация такая, а уже через полчаса она другая. И больше всего меня поражает, как мозг справляется с многозначностью: один и тот же объект может значить совершенно разно в зависимости от того, кто, что и кому сказал, когда, откуда что взялось. Мозг никогда не находится в ситуации, которая была. Это меня больше всего поражает: как мозг может справляться с постоянно меняющейся ситуацией и, при этом, не свихнуться.
— Мы сейчас находимся на сломе научных парадигм, — заявила Татьяна Черниговская в беседе с журналистами.
Подобные сломы, отметила профессор, происходят именно в институтах, подобных нашему Институту им. Бехтеревой — благодаря тому, что здесь фундаментальная наука соседствует с прикладной. Возможность изучать в клинике патологии мозга позволяет учёным лучше понять, по каким принципам функционирует мозг здоровый.
Так что же это за кардинальный поворот в науке о мозге? По словам Татьяны Черниговской, идея это довольно свежая. Фундаментальная наука, отметила нейролингвист, не любит уходить в «тонкие материи», предпочитая то, что можно потрогать, увидеть или хоть как-то измерить. Именно поэтому изучение мозга ведётся сейчас, в первую очередь, на основе исследования нейронов и самой его материи. Но так познать все его тайны невозможно.
— Я уверена, что высшие функции, которыми обладает человек — именно человек, а даже не высшие наши соседи по планете типа дельфинов, приматов, слонов и так далее — нужно изучать, используя то, что об этом знает гуманитарная наука. То есть мы можем подобраться к мозгу человека через язык, через музыку и через изящные искусства, которые по разным дорогам ходили, — уверена Черниговская. — Моё предложение — вход с другого бока, не с нейронов, а, наоборот, с того, что этот мозг может создать.
Совсем недавно профессор прочитала в Москве лекцию именно на вариацию данной темы. Назвала она свою работу весьма, по её собственным словам, провокационно: «Мозг как барокко». На дискуссию Черниговская пригласила своего коллегу и друга, нейробиолога профессора Анохина, а также главного научного сотрудника Пушкинского музея, эксперта по барокко Викторию Маркову. По мнению учёной, в своей сложности и запутанности мозг весьма напоминает этот стиль искусства.
— Это не игрушка, — подчеркнула Черниговская. — Это выглядит так, как будто я решила сыграть в ещё одну красивую игру. Но это не так. Я очень серьёзно этим занимаюсь, и мне кажется, что это и есть слом.
Среди проблем современности одной из самых острых, без сомнения, является образование. В первую очередь — школьное. И дело даже не в ЕГЭ. Например, переход на изучение «краткого содержания» произведений классической литературы полностью разрушает какой-либо смысл браться за эти книги. Ведь суть «Преступления и наказания», подчеркнула Татьяна Черниговская, вовсе не в том, чтобы разобраться, кто кокнул старушку. Как и «Анна Каренина» — вовсе не «чернуха» о самоубийстве.
Образование, которым мы располагаем сейчас, ни на йоту не соответствует времени, уверена профессор. Дело в том, что мы давно перешли в новую эпоху — цифровую. Дети сейчас рождаются «с гаджетами в руках», их мышление давно стало «клиповым» и «ссылочным». Какой смысл запоминать тонну информации, если всегда можно сказать «Окей, Гугл»?
А вот система обучения по-прежнему рассчитана на детей из другой эпохи. И это несоответствие приводит к тому, что образование не приносит детям никакой пользы. Что же делать? Может, жёстко лишить детей гаджетов?..
— Это не такой простой вопрос, — отвечает Татьяна Черниговская. — Если бы всё заключалось только в том, чтобы лишить их гаджетов, всё было бы проще. Во-первых, вот насколько вы их можете этих гаджетов лишить? Ну, на неделю, на две... Но уже мир другой, из этого ничего не выйдет. Может быть, можно пойти по пути, по которому идут дорогие и серьёзные международные западные школы. В них гаджеты запрещены, а если это школы типа интерната, то их выдают вечером на два часа — подружке позвонить или родителям написать, ненадолго. Запрещены гаджеты на занятиях, дети не должны отвлекаться. О том, чтобы запретить совсем, смешно и говорить — это другой мир, ничего с этим не поделаешь.
Профессор подчеркнула, что вопрос «войны с гаджетами» должны решать профессионалы в области образования и педагогики всего мира совместно. И делать это нужно как можно скорее.
— Совершенно ясно, что тот тип образования, который сейчас есть в мире, не пройдет больше — он не годится. Опасность, которую я вижу — это расслоение образования на элитарное, которое будет по-прежнему очень сложным, и, я вас уверяю, там будут изучать латынь, древнегреческий и так далее, помимо математики и всего прочего, и образование для всех, которое может оказаться довольно скудным. Это опасность, потому что это ведёт к потенциальным социальным взрывам, — предостерегла Татьяна Черниговская.
Может ли человечество ожидать сценарий популярного фильма «Идиократия», по сюжету которого в будущем уровень интеллекта подавляющего большинства катастрофически скатился в бездну? Профессор не сомневается:
— Если мы будем двигаться так, как двигаемся сейчас, то да, и довольно быстро. Но я надеюсь, что человечество всё-таки вовремя осознает опасности, которые есть, и вовремя опомнится. Нам нужно с этой дороги сходить. Другой вопрос — куда. Действительно, кто это знает?
Татьяна Черниговская подчеркнула, что данная проблема — отнюдь не экзотическая тема для праздных дискуссий в свободное время. Эту задачу всерьёз пытаются решить в лучших университетах мира, занимаются ею и в Силиконовой долине, и в Сколково, и в МГУ. Встревожены все лучшие умы нашего мира.
— Но что делать? — разводит руками нейролингвист. — Понимаете, получается, что мы в ступе воду толчём. Я всё время про это говорю. Это такой вызов международному сообществу, педагогическому и образовательному. Нужно реально смотреть на вещи. Мы можем сколько угодно говорить о том, что нам не нравится цифровая среда, нам не нравится онлайн-образование, но вопрос в том, что сейчас такой мир. Поэтому надо подумать, как из этого вылезать. Я считаю, что есть реальная опасность, потому что эти дети вырастут.
И когда они вырастут, может не поздоровиться уже всему миру — ведь именно эти дети будут за него отвечать.