В 1714 году Пётр I решил перебраться в Санкт-Петербург насовсем, вместе с придворными, политическим центром государства и личной коллекцией редкостей, собранной в «государевом Кабинете». Коллекция переехала и временно поселилась в Людских палатах при Летнем дворце.
Именно поэтому 1714 год считается годом основания Кунсткамеры – ведь само здание музея было построено уже после смерти Петра. Однако есть в истории петербургского музея редкостей и ещё одна исключительно важная дата.
13 февраля 1718 года самодержец издал указ «Приносить родившихся уродов, также найденных необыкновенных вещей во всех городах к губернаторам и комендантам, о даче за принос оных награждения и о штрафах за утайку». Собирали всех: и мертворождённых младенцев, и необычных зверьков, и даже птиц.
За необычных младенцев, родившихся с яркими патологиями, обещали десять рублей вознаграждения. За зверюшек можно было получить пять рублей, а за птицу-монстра – три рубля. Таков, впрочем, был ценник на мёртвых «уродов».
Кунсткамера однако принимала и живых. И тут расценки были значительно выше. За живого человеческого новорожденного «монстра» по указу Петра выдавалось целых сто рублей – небольшое состояние. За живого зверька с необычными уродствами прейскурант обещал пятнадцать рублей, за уродливую птичку, ещё не испустившую дух – семь.
Ценник обсуждался: за особенно невероятные уродства была возможность выторговать и побольше. А вот тем, кто отказывался передавать в музей своих «монстров» и утаивал их, грозил огромный штраф – в десять раз больше возможного вознаграждения.
С тех пор коллекция Кунсткамеры стала расти и расширяться. Возможно, немало этому способствовал один любопытный факт: если тех, кто приносил зверей и птиц, записывали в реестр, то каждый, кто явился в музей с человеческим младенцем, мог рассчитывать на анонимность.
Помимо младенцев, родившихся с циклопией, сиамских близнецов и других «уродов», в Кунсткамере можно было найти останки и вполне здоровых людей. Среди таких экспонатов особенно интересна голова англичанки Марии Гамильтон – любовницы Петра I и его денщика Ивана Орлова, фрейлины Екатерины I, интриганки и убийцы собственных детей.
Мария Гамильтон прельстила в своё время русского императора своей внешностью, однако после короткой связи, которую сложно даже назвать романом, Пётр к красавице-англичанке охладел. Тогда девушка соблазнила его денщика Орлова, но и он не особенно долго пылал нежными чувствами к фрейлине.
Вскоре любовник стал свою даму поколачивать, пошли ссоры, появилась другая дама… Но Мария не хотела упускать и эту придворную лазейку – и стала воровать у Екатерины драгоценности, чтобы делать Орлову дорогие подарки и платить за него долги. В то же время случилось странное: недалеко от дворцовой выгребной ямы нашли труп младенца, завёрнутый в дворцовую салфетку.
В то же время о супруге Петра поползли странные слухи – и распускал их будто бы сам Орлов. Когда денщика стали допрашивать, он тут же сдал свою даму сердца, а также заявил, что за три года с ним она родила трёх мёртвых младенцев.
Но горничная Марии Гамильтон, Катерина Терповская, дала иные показания: она заявила, что англичанка рожала детей живыми. Вот только сразу после родов топила и душила их. Ни к чему придворной даме были незаконнорожденные дети.
Вся эта история так не понравилась Петру, что он тут же решил: Марию казнить, Орлова… Отпустить. Денщик, как-никак. Полезный человек. Гамильтон было решено отрубить голову, которую после казни заспиртовали и отправили в Кунсткамеру.
На этом, однако, история царской фаворитки не заканчивается. С головой Марии Гамильтон случилась однажды неприятная история: она пропала. Решили, что воров притянула не хорошенькая когда-то (очень давно) голова англичанки, а спирт, в котором она находилась – якобы его выпили, а голову выкинули за ненадобностью.
В похищении спирта от головы Марии Гамильтон обвинили английских моряков – и те сознались, и даже обещали всё вернуть. Но уплыли, обещания не выполнив. Позже, впрочем, моряки якобы вернулись и преподнесли музею взамен черепа Марии три мужских головы. На том их и простили.
По другой версии, голову Гамильтон нашла в музее княгиня Екатерина Дашкова, подруга Екатерины II, в конце XVIII века. Свою находку она показала императрице, и Екатерина приказала захоронить останки фаворитки здесь же, в подвале.
Как бы то ни было, головы Марии Гамильтон в Кунсткамере больше нет. Зато есть картина Павла Сведомского «Мария Гамильтон перед казнью», написанная через 185 лет после того, как англичанку обезглавили.
Помимо бывшей любовницы, Пётр отправил в музей и самого выдающего своего слугу – француза Николя Буржуа. Николя родился в Кале и всегда отличался огромным ростом. Даже Пётр, достигавший почти двух метров, казался рядом с ним невысоким. Рост Николя Буржуа составлял 2 м 26 см.
Столь выдающиеся параметры, впрочем, сказались на его здоровье и продолжительности жизни не слишком хорошо. В возрасте 42 лет француз скончался от удара, оставив супругу с двумя детьми. После смерти преданного слуги Пётр решил, что его скелет непременно надо выставить в Кунсткамере. Что и было сделано.
К слову, вскрытие выявило немало патологий у француза: к примеру, многие органы не соответствовали размерам тела Буржуа, другие были деформированы. Впрочем, скелету, оставшемуся без тканей, было уже всё равно – в витрине на потеху посетителям появился скелет гиганта.
Но и с ним не всё было гладко. При пожаре 1747 года сгорела голова огромного француза. А чтобы скелет не простаивал зря, к нему решили приспособить совершенно чужой череп. После чего, разумеется, появилась легенда о том, как безголовый скелет Буржуа ночи напролёт бродит по музею – и ищет свою голову.
Есть в Кунсткамере и ещё один исключительно необычный экспонат, когда-то бывший частью живого человека. Речь идёт о настоящей флейте, сделанной из бедренной кости.
С «хозяином» этого экспоната император дружбы не водил – флейта привезена из Монголии уже в готовом виде. Сделал её, по легенде, монгольский шаман. Такие флейты использовались для установления прямой связи с миром духов. В самом «правильном» варианте изготавливать их полагалось из костей юных девственниц – девочек-подростков из семей брахманов.
С человеческими скелетами и черепами у Кунсткамеры как будто особые отношения. Так, в декабре 1811 года Академия наук изъявила желание собирать по всей России черепа разных народов, выбирая такие, «которые в образовании своём имеют национальный отличительный какой-либо признак».
В петербургском Музее антропологии и этнографии можно увидеть не только черепа, кости и заспиртованных младенцев. Удивительных экспонатов другого толка также хватает. К примеру, в XVIII веке посетителям предлагалось посмотреть на «летающего дракона, или крылатого змея». Как отмечал современник, «дракона» этого принимали за дьявола и Ангела Тьмы, хотя тот, бедняжка, был лишь ящерицей с крыльями. Которые, к слову, не давали ему даже возможности летать – лишь помогали при плавании.
Говорить о диковинках музея можно практически бесконечно. Ещё дольше можно рассказывать легенды, которыми успела обрасти Кунсткамера. Но лучше всего – посетить её и посмотреть на всё собственными глазами. В конце концов, жизнь бывает удивительнее самых смелых фантазий.