Бронебойное стекло против искусства. Почему невозможно защитить шедевры от вандалов?
Рембрандт в кислоте, или побочные эффекты шизофрении
Самая громкая и дикая история, связанная с вандализмом в музеях Петербурга, произошла в 1985 году. Летним днём 15 июня в Эрмитаж зашёл 48-летний литовский безработный, фарцовщик и тунеядец Бронюс Майгис. За пазухой у него была склянка с серной кислотой, в кармане — нож, а к ноге была примотана взрывчатка.
В одном из залов гость из Литовской ССР спросил у находившейся там музейной работницы, какая картина здесь наиболее ценная. Хранительница без задней мысли указала посетителю на «Данаю» Рембрандта — светящуюся золотом роскошную работу, которую голландский гений рисовал 12 лет.
Подойдя к «Данае», Бронюс Майгис выхватил нож и нанёс два или три удара по полотну. После чего достал банку с серной кислотой и плеснул на картину. Краска XVII века запузырилась и покрылась бурыми пятнами. Пострадала самая важная, центральная часть картины — бёдра и живот изображённой на полотне девушки.
Вполне вероятно, что после нападения на шедевр вандал планировал подорвать себя прямо в музее. Но, по счастливой случайности, в зале среди посетителей оказался старшина милиции Василий Клешевский. В этот день у него был выходной, и в музей он пришёл как гость.
Старшина кинулся к застывшему перед своей «работой» Майгису, заломил ему руку с ножом за спину и выбил оружие. Дамы, заходившие в этот момент в музейный зал, заверещали, и на место преступления прибежал сержант милиции Иван Жосан. Обыскивая «гостя города», Жосан и Клешевский нашли на его теле взрывное устройство с аммоналовой шашкой, примотанной к левой ноге.
После ареста и медицинского освидетельствования Бронюс Майгис был направлен в закрытую психиатрическую клинику Черняховска. Ленинградские врачи обнаружили у мужчины вялотекущую шизофрению. Знакомые и коллеги Майгиса, к слову, давно замечали, что с Бронюсом что-то не так. В конце концов, жить в 48 лет в кладовке у соседа и с 30 лет требовать во всех инстанциях «пенсию по здоровью» из-за якобы севшего зрения — не слишком нормальное поведение.
В клинике вандал провёл шесть лет, которые очень ему понравились — ведь именно там он получил всё, о чём мечтал, включая бесплатное жильё с собственной койкой, питание и телевизор. А вот «Данаю» реставраторы восстанавливали вдвое дольше — около 12 лет. Последние два с лишним десятилетия картина находится под бронированным стеклом.
Преступление неизвестного поклонника Зюганова
Сочная и изящная картина французского художника Жана-Леона Жерома, исполненная по личному заказу будущего императора Александра III, до сих пор хранит тайну своего похищения и поругания. Светлый «Бассейн в гареме» до революции хранился в Аничковом дворце, а в 1918 году поселился в Эрмитаже.
Более 80 лет «Бассейн» спокойно выставлялся в главном музее Петербурга. Но 22 марта 2001 года неизвестный среди бела дня вырезал картину из рамы и вынес из Зимнего дворца. В момент преступления зал с работой французского художника был закрыт для посетителей — хранительница вышла из помещения в кассу и перегородила вход шнурком.
Поиски результатов не дали — никаких следов картины правоохранители не нашли. Через пять лет дело было приостановлено. Однако именно тогда, в декабре 2006 года случилось удивительное событие. В московскую приёмную Геннадия Зюганова позвонил неизвестный мужчина и заявил, что верит только коммунистической партии. «Честный коммунист» сказал также, что хочет передать партии нечто исключительно ценное — потому что только глава партии не продаст и не украдёт эту вещь.
В итоге, преданный партии мужчина отдал спустившемуся к нему члену ЦК КПРФ Александру Куликову бумажный пакет. Внутри обнаружилась завернутая в целлофан картина Жерома. Полотно было свёрнуто вчетверо и сильно из-за этого пострадало. На сгибах краска осыпалась, а холст протёрся, без преувеличения, до дыр.
На полотне было множество заломов, во многих местах был утерян красочный слой. Картина практически была разорвана на четыре части, которые держались лишь на отдельных нитях. Реставрация холста длилась почти три года — с февраля 2007 по ноябрь 2009 года. В декабре 2009 года восстановленное полотно вновь выставили в Эрмитаже — вместе с другими работами Жерома, персональная выставка которого была организована в честь этого события.
«Оргия», законсервированная почти на век
Из Эрмитажа воровали, нанося непоправимые увечья экспонатам, не только картины. Так, зимой 2015 года воры проникли в книгохранилище музея и повредили множество раритетных книг, гравюр и литографий. Во время ограбления похитители не слишком церемонились с музейными ценностями — они просто вырывали страницы с иллюстрациями из фолиантов XIX века. Об этом рассказал три года назад журналистам сам директор Эрмитажа Михаил Пиотровский.
Однако не всегда произведения искусства страдают по вине вандалов, больных шизофренией, взбудораженных граждан в состоянии алкогольного опьянения и любителей наживы. Иногда полотно может серьёзно пострадать банально из-за неправильного хранения.
Многие картины хранятся в фондах музеев десятилетиями, и порой даже музейные работники не знают, как они были законсервированы и отправлены на полку. Среди таких произведений — масштабная работа художника Вильгельма Котарбинского «Оргия».
Полотно размером 3 на 5 метров лежало в запасниках Русского музея в Санкт-Петербурге ровно 90 лет. Решение законсервировать картину было принято 27 января 1926 года, и не на пустом месте. Как выяснили уже в XXI веке реставраторы, на крупной картине в то время обнаружили осыпание краски — и решили, что лучше убрать произведение искусства от греха подальше.
К сожалению, законсервировали картину не слишком хорошо. По лицевой стороне её заклеили некачественной обёрточной бумагой — вместо тонкой папиросной. Кроме того, все 90 лет полотно хранилось свёрнутым и намотанным на вал. Красочный слой частично приклеился к защитной бумаге, и реставраторы, приступая в 2017 году к освобождению картины от «обёртки», боялись серьёзных повреждений.
На некоторых участках, действительно, появились настоящие проплешины. Но большая часть полотна не пострадала. А локальные повреждения реставраторы смогли восстановить. Об этом в прошлом году рассказал журналистам художник-реставратор Марат Дашкин, руководивший группой специалистов, «возрождавших» картину.
Николай Буров: «У меня был сон, что когда-нибудь такое случится именно с этой картиной»
— Я всегда счастлив, когда могу войти в музей и подойти достаточно близко, это называется «доступность для посетителя». Если убрать всё за бронированное стекло и не подпускать никого ближе 50 шагов — это будет уже не музей, а что-то другое. То есть в принципе произведения искусства всё равно остаются перед изощрёнными вандалами почти беззащитными.
Так ситуацию с безопасностью в отечественных музеях прокомментировал бывший директор музея «Исаакиевский собор» Николай Буров. Он отметил, что вопрос безопасности шедевров мирового искусства очень непрост. С каждым годом технические средства защиты всё больше совершенствуются, но полностью обезопасить произведения искусства всё равно нельзя.
— Есть много разных дорогостоящих средств защиты, от броневого стекла до датчиков присутствия, датчиков нарушения пространства и так далее. А ведь нужно спасать картины не только от сумасшедших посетителей — нужно беречь их от жары, от влажности, от многих вещей, которые им постоянно угрожают. Главные незаметные враги — сырость и перепады температуры, — рассказал бывший директор музея.
Кейс, в котором будет находиться после реставрации картина Репина — сооружение весьма дорогостоящее и технически сложное, поведал специалист:
— Это саркофаг, который автоматически отслеживает температурно-влажностный режим, угрозы проникновения, вскрытия и так далее. Серьёзная конструкция.
По словам Николая Бурова, нападение вандала на картину Ильи Репина, случившееся 25 мая в Третьяковской галерее, спровоцировало не только активное обсуждение вопроса безопасности, но также всколыхнуло массовую тревогу, а у кого-то — «буквально отчаяние».
— Это страшный удар, — признался музейный работник. — Дело в том, что это очень сильная картина, в ней есть что-то более сильное, чем просто жанровая и историческая живопись. Какая-то колоссальная внутренняя сила. Репин вообще удивительно сильный художник. Нестареющий. Если первое нападение произошло, когда картина была ещё совсем молода, в 1913 году — значит, она способна вызывать очень сильные эмоции у психически неустойчивых людей. Ей богу, у меня даже был сон, что когда-нибудь такое случится именно с этой картиной!
Николай Буров отметил, что точно так же людей с нестабильной психикой могли «спровоцировать» работы Верещагина или Врубеля — они также отличаются удивительной выразительностью.
— Но требовать с посетителей справку о психическом здоровье — это тоже не выход! — развёл руками специалист.
Среди самых важных вопросов безопасности культурных ценностей Николай Буров отметил вопрос страхования.
— Выясняется, что шедевры, особенно русской живописи, практически не имеют у нас страховой защиты. Она не развита и на это никогда не предусматривались средства! — рассказал Буров. — Нужно хотя бы определить одну, две, три сотни шедевров, которые нуждаются в особом внимании. Но ведь застрахованное тоже может пострадать! Просто за это выплатят деньги, и легче будет сделать реставрацию. Но это всё равно не абсолютная безопасность, вот в чём дело.
Да и возможно ли защитить картины от вандалов, пьяных и психически нестабильных граждан, пока за шедевры отвечают хрупкие бабушки? По словам Николая Бурова, музеи с течением времени стараются усиливать меры безопасности:
— Если раньше одна старушка сидела на пять залов, то теперь в каждом зале по старушке.
Но заменить старушек-хранительниц на полноценную охрану практически невозможно. Вопрос, конечно, в финансах.
— Бабушки сидят там потому, что они чуть-чуть поддержаны пенсией, и зарабатывают ещё немного к пенсии. Их зарплаты оставляют желать лучшего, как и вообще зарплаты в бюджетной сфере, — разводит руками экс-директор Исаакиевского собора.
Конечно, можно заменить пожилых фей искусства на бравых подтянутых ребят. Но будут серьёзные «побочные эффекты»:
— Я такое регулярно видел в Западной Европе. Солидные, хорошо подготовленные люди в чёрном, одетые как секьюрити, с бейджами, не знаю, вооружённые или нет — они гораздо внушительней наших «одуванчиков», — поделился Николай Буров. — Но представьте, сколько на это нужно будет потратить средств, и какова при этом будет стоимость входного билета, если попытаются решить это за счёт посетителей!
В этом случае, конечно, музеи станут бесконечно далеки от простых посетителей — за счёт которых и живут. Так что представить подобное в нашей стране довольно сложно. К тому же, в защите нуждаются не только Эрмитаж, Русский музей и другие крупные музеи, но и маленькие провинциальные хранилища произведений искусства. И всё равно — «абсолютно от всего застраховаться невозможно», сетует Николай Буров.
Технологии против восприятия
Генеральный директор охранного предприятия «Актив Безопасность», подполковник запаса ФСО Николай Полунин в интервью 78.ru также отметил, что безопасность шедевров мирового искусства — тема непростая:
— Здесь просто две несовместимые вещи: с одной стороны, нужно открыть максимальный доступ людям, чтобы было видно каждый мазок, можно было подойти, посмотреть, полюбоваться искусством. А с другой стороны, надо оградить от таких больных людей.
Для защиты сегодня есть довольно простые решения, рассказал специалист — но их применение способно порой свести к нулю все усилия великих художников.
— Можно поставить бронебойное стекло. Сейчас технология бронебойных стёкол очень развита — они не слишком толстые, их нельзя разбить даже выстрелом в упор. Кроме того, можно упростить ситуацию. Есть прозрачные плёнки, которыми покрывают стекло — и оно становится бронебойным.
Но сам Николай Полунин считает, что для искусства это не выход.
— Из-за этого восприятие посетителем картины снижается, — считает он. — Почему? Вот возьмите Куинджи, «Лунная ночь на Днепре», которая светится, и каждый думает, что там фонарик какой-то с другой стороны приклеен. Стоит только покрыть её каким-то стеклом, как восприятие картины совершенно потеряется. Или «Девятый вал» Айвазовского — когда стоишь рядом, кажется, что капли воды попадают на лицо. А покрой стеклом — всё, эффект пропадёт.
Поэтому, разводит руками специалист, найти одно «железное» решение проблемы вандалов невозможно. Можно поставить более серьёзные ограждения, но и это ощутимо испортит эффект от визита в музей.
— Хочется посмотреть «Мадонну Литту» в упор, увидеть каждый мазок. Там же прорисована каждая красочка, каждая трещинка вызывает трепет! — поделился гендиректор охранного предприятия.
Николай Полунин согласился, что ситуацию может исправить замена пожилых хранительниц на квалифицированную охрану. Но Эрмитажу и другим музеям это влетит в копеечку.
— Это достаточно дорогое удовольствие. Квалифицированный охранник пойдёт работать, если он будет получать от 2000 рублей в сутки. Вот у меня круглосуточные охранники работают от 2200—2400 в сутки, — рассказал специалист.
Не такие уж большие деньги, на первый взгляд, — но бабушки, в любом случае, обходятся значительно дешевле. С другой стороны, не в каждом зале Эрмитажа или Русского музея находятся величайшие шедевры мирового уровня, так почему бы не отобрать наиболее значимые произведения и не выставить квалифицированную охрану рядом с ними? Это — возможный выход, поделился размышлениями подполковник запаса.
Однако такие сильные картины, как «Иван Грозный и его сын Иван» или «Даная» всё равно будут вызывать мистические чувства у больных людей, возбуждать их и толкать на подобные поступки, считает Николай Полунин. С одной стороны, это ужасно. Но с другой, он уверен: «Значит, искусство ещё работает!»
