Увидеть Петербург и умереть от скуки: сериал «Экстраполяции» как симптом
Тяжело найти сегодня человека, который не слышал какую-то из вариаций тезиса: «Политическая повесточка убивает кинематограф». Тут и фанаты Marvel, которых заваливают непроработанными, зато правильного гендера персонажами, и несчастные толкинисты, которые после «Колец власти» всё ещё пьют успокоительные при упоминании афрогномов.
Сериал «Экстраполяции» о мире на пороге экологического апокалипсиса претендует на то, чтобы стать ещё одним ярким примером «жертвы» идеологической повестки. Огромный бюджет, звёзды первой величины Кит Харингтон («Игра престолов»), Эдвард Нортон («Бойцовский клуб»), Мерил Стрип (вы знаете Мерил Стрип), а зрительский интерес примерно на уровне плинтуса и только запрещённые приёмы, вроде показа Петербурга, хоть как-то привлекают внимание за счёт «смотри, в этом вашем Холивуде нашу провинцию показали» фактора.
Такой прохладный приём многие объясняют назойливой экоповесткой и можно было бы сказать, что это потому что в России тема далеко не на первом месте в списке проблем, но на Западе сериал тоже идёт тихо и без успехов. На RottenTomatoes рейтинг критиков — 48%, зрительский — 55%, на IMDb 5,6 из 10 и меньше 1000 оценок — его словно смотрели только фанаты Греты Тунберг, и тем не зашло.
Духота
В чём же проблема? Вышло всего три серии, так что о полноценном обзоре говорить нельзя, но субъективно — уже через минуту зубы сводит от уровня скуки и при этом пафоса. Буквально первый кадр — изображение Земли, на которую встаёт нога человека (очень тонко, конечно), за которой следует экопроповедь. Так ненавязчиво нас вводят в мир, где ледники почти растаяли, а планета задыхается в смоге из-за полыхающих лесов. Дальше нам представляют персонажей. Часть не доживёт до второй серии (одного вообще убьют за кадром), но эмоции это не вызывает, и проблема тут не в актёрах, та же Мэрил Стрип сердце разрывает за пару минут, а в общей картонной чёрно-белости повествования.
Есть хорошие герои, которые за пушистых белочек, скачущих по ветвям под пение птиц, а есть плохие капиталисты, которых мотивирует только желание «улыбаться в дизайнерском гробу». Глава местной мегакорпорации (Кит Харингтон), естественно предстаёт перед нами в бассейне после рассказа о том, что Алжир и Пакистан умирают от жажды, а бизнесмены, занимающиеся проектом по записи жизненного опыта последнего кита, конечно же, закончив работу, попытаются многотонную милашку убить, чтобы та не досталась конкурентам.
По ощущению, 99% диалогов либо толкают экспозицию, либо так или иначе касаются мировых проблем. Мать с больным ребёнком обсуждают его состояние - отличное начало для сцены, но тут цитата: «Мир тебя таким сделал за то, что мы сделали с миром». Мы поняли — люди очень плохие, ну не все, а только те, кто не молятся на китов, но, правда, поняли, спасибо. Возникает ощущение, что экоповестка тут главный герой, а не персонажи и вот какая штука — чтобы искренне сопереживать леднику или деревьям, нужно обладать довольно специфической психикой. Ну и нельзя не отметить, что проповеди о жадном человечестве, которое готово уничтожать всё на своём пути ради батареек, очень смешно звучат в сериале от корпорации-монстра, производящей миллионы смартфонов ежегодно.
Можно было бы подумать, что Apple или, например, Disney сошли с ума и не замечают ни убытков, ни иронию, руководствуясь какими-то сионистскими заговорами, но мы забываем, что компания — это не персонаж, а набор людей, принимающих решения. Причина смещения фокуса с истории на эко-, фем-, расовую или любую другую повестку тривиальна, как объясняет кинопродюсер Владислав Пастернак.
— Это делают конкретные люди, которые пытаются сохранить свои посты. Есть низовые активисты, которые действительно придумали субкультуру. Люди, которые в 2007 году красили волосы в розовый цвет, носили полосатые гетры и называли себя эмо, спустя 12 лет прочитали выборочно Маркса и социальные исследования и стали называть себя "левыми" или social justice warriors. Появилось политическое квази-движение. Их давление заметно корпорациям, а точнее менеджеры корпораций боятся давления, потому что от этого зависит, не захочет ли кто-то бойкотировать фильм или обвинить создателей в каких-нибудь преступлениях. Это, отчасти, для кинематографа вредно, потому что превращает рассказывание историй из отражения реальности в создание некого эталона, примера, чтобы каким-то группам было приятно на это смотреть, — объяснил кинопродюсер.
Тонущие в контенте
Впрочем, плохие вещи ведь иногда тоже завоёвывают зрителя, но есть и другая проблема, которую «Экстраполяции» подсвечивают своим тихим релизом. Правила кинобизнеса навсегда изменились из-за стримингов: кино для зрителей перестало быть событием. Если раньше нужно было хотя бы дойти до кинотеатра или магазина, то сейчас миллиарды часов всего снятого человечеством в одном клике. Материя определяет сознание, и вот у вас уже миллионы молодых людей (а кассу делают, как правило, именно они), которые смотрят кино с телефона по дороге на работу или в школу. При этом процесс выбора что посмотреть оставляет желать лучшего — ориентируемся мы все на оценки зрителей, которые никак не отвечают за рецензию и спокойно лепят единицы или десятки, иногда даже не глядя. Фигурально выражаясь, когда ты каждый день в огромных количествах ешь какой-то горелый мусор, рано или поздно забываешь, что еда бывает вкусной, а когда наконец добираешься до чего-то сочного, гарь уже слишком сильно забила рецепторы. Вот только есть мы не можем перестать, а кино смотреть вполне, по крайней мере, делать это после уже четвёртого пережёванного «уголька» хочется всё меньше.
Компании тоже не всегда заинтересованы в том, чтобы каждый их проект был прорывным успехом.
— Если посмотреть, как работает тот же самый Netflix. По сути, их задача продавать людям подписку, поэтому они стараются примерно раз в месяц предлагать людям что-то. Они не могут все свои сериалы продвигать как штучные хиты, чтобы не было внутренней конкуренции. Поэтому несколько раз в год оскаровские фильмы, ну и модные актуальные сериалы выдвигают на первый план, — описывает ситуацию на рынке Пастернак.
Складываем факторы активистов, общей пассивности зрителей и производителей и получаем «Экстраполяции». Создатели знают, что делают «проходняк», даже целенаправленно его делают. Конечно, зовут звёзд, чтобы зритель дома мог зацепиться за знакомое лицо, листая библиотеку, а вот режиссёра можно пригласить и попроще, и правильного: два эпизода «Экстраполяций» снял Скотт З. Бёрнс, сценарист «Ультиматума Борна», который ранее побывал главным на съёмках эпизодов «Блудливой Калифорнии», «Самого громкого голоса» и «Отчёта о пытках». Последние два, кстати, размашисто так шагают по грани «агитки». Зрителям душевные страдания моржей и орангутангов не слишком интересны, смотреть дальше первой серии мало кто решается, но это уже и не нужно — подписчики увидели, что для них поработали, даже целого Эдварда Нортона достали из шкафа, так что можно пока не отменять ежемесячный платёж, а шумные активисты одобряют правильный посыл. Шутка и ужас в том, что по таким параметрам «Экстраполяции» — успешный продукт.
А зачем вам лопата?
К счастью, в яму, которую роют многие современные киноделы, ещё рано класть гроб с фильмами и сериалами как жанрами. Во-первых, вопросы экологии, технического прогресса, прав женщин или меньшинств, проблем капитализма сами по себе не являются «чёрной меткой». Даже наоборот, рефлексия на тему глобальных вопросов — это замечательно. События «На последнем дыхании» Годара происходят на фоне Карибского кризиса, в «Чужом» Ридли Скотта сквозит жесточайшая критика корпораций, кэмероновские «Терминаторы» или «Космическая одиссея» Кубрика вообще в наглую «паразитируют» на страхе новых технологий — вопрос лишь в фокусе и средствах выражения.
Во-вторых, «повесточка» для Голливуда, как и для всех локальных кинопроизводств, не уникальный продукт нашего времени.
— Кинематограф пережил таких волн немало. В Америке много лет действовал так называемый этический кодекс Хейса. Это не была формальная цензура, это были внутренние правила компаний. Это как раз позволило избежать цензуры государственной. В кодексе были и свои плюсы, но были, безусловно, свои минусы — в какой-то момент он завёл американское кино в тупик. Это позволило возникнуть в Европе новым вещам, таким как неореализм и французская новая волна. Они, собственно говоря, стали модными именно потому, что давали новые форматы, которых регулируемое американское кино предложить не могло, — приводит Пастернак пример из 30-х.
Отсюда следует «в-третьих» — можно воспринимать, происходящее с кино как похороны, а можно как лесопосадки. Новые режиссёры и кинорынки, которые неизбежно будут противопоставлять себя американским идеальным мирам стерильной толерантности и любви к белочкам, будут стараться создавать неожиданные «вирусняки». Те в свою очередь открывают двери для нового в киноискусстве: возможно, только благодаря сверхуспешным, но во многом посредственным «Играм в кальмара» мы получили другой хит с азиатским уклоном — «Всё везде и сразу», а к какому переосмыслению индийского кино в массах приведёт интернет-сенсация «RRR: Рядом ревёт революция» и подумать страшно, но интересно.
Да, тяжело пережить, если ты фанат вселенной или героя, а ему резко меняют гендер или расу, да ещё и сдабривают происходящую на экране несвязную шизу мемами с козлами семилетней давности (привет третьему «Тору»). Да, выходят тонны разрекламированного ширпотреба, но так было всегда: сможете без поисковика вспомнить такой мексиканский мега-хит советского проката как «Есения»?
Всё же хоронить кинематограф рано, даже наоборот: новые авторы и способы рассказа историй только начинают расти, а мы знаем, что является лучшим удобрением. Из-за этого выбирать фильмы и сериалы для просмотра сейчас нужно внимательно как никогда, не всецело опираясь на обезличенные массы критиков или зрителей, а используя более прямой подход — слушая блогеров-критиков или даже просто знакомых, чьему вкусу вы доверяете. Ну это так, просто чтобы не вляпаться в побочные эффекты кинопроизводства.
