Приказано выжить: истории о феноменальной медицине блокадного Ленинграда
Кусочек почти чёрного липкого так называемого хлеба, разделённый на 16 маленьких кусочков. Один под язык, рассасываешь. Два кусочка съел — подождал два часа, запил кипяточком. Такими были будни Никита Благово в блокадном Ленинграде. Он помнит эти дни до сих пор очень чётко.
Такой была главная тактика спасения — питаться небольшими порциями. Когда замкнулось кольцо блокады, ему было всего девять лет. Чувство голода буквально душило. Но ленинградские врачи знали: организм дистрофика работает по-другому, и еда из спасения может превратиться в смерть.
— Были выступления по радио, в газетах, и людям всё-таки, несмотря на невероятную тяжесть ситуации, давали разъяснения. Эти советы были очень важны, потому что были такие случаи, что люди просто погибали, когда вдруг перед ними оказывалось большое количество мяса, скажем, потому что лошадь была убита снарядом, и люди ели очень много котлет из этого мяса, и потом некоторые из них оказывались в мире ином, — рассказывает доктор медицинских наук Татьяна Голубева.
Татьяна родилась в блокадном Ленинграде и свою жизнь посвятила медицине. Из воспоминаний медиков того времени составила несколько книг. Рассказывает: врачи не только лечили, но и учили — как приготовить из подножного корма еду и даже лекарства. В больницах и аптеках, например, активно использовали хвойный раствор — от цинги, горожанам объясняли, как его сделать самостоятельно.
— Вот представьте себе: 1942—1943 год, защищаются кандидатские диссертации по использованию новых препаратов, по разработке препаратов, которые являются прообразами антибиотиков. Это всё начиналось в те годы, и меня это поражает до глубины души, — отмечает женщина.
Одной из главных задач медиков стало предупреждение эпидемий. А в условиях нехватки медикаментов главным оружием на санитарном фронте была гигиена. Фёдор Машанский, заведующий Ленгорздравотделом, требовал от докторов, чтобы они приходили на работу выбритыми и в чистых халатах. И это в условиях, когда не было тепла, света, водоснабжения.
К весне 1942 года стало понятно, город необходимо очищать от тел погибших, вывозить нечистоты, ведь с потеплением будут распространяться инфекции. Объявляли субботники. Обессилевшие измождённые ленинградцы кололи лёд, вывозили его на санках и фанерных листах. Из волонтёров формировали санитарно-бытовые комиссии, которые ходили по квартирам и мотивировали горожан провести уборку, помогали тем, кто не мог самостоятельно добраться до больницы≫
На дому проводили вакцинацию населения — 80% были привиты от тифа и 70% от дизентерии. Работали все медицинские службы, участковые врачи и, конечно, скорая помощь. Нередко именно эти специалисты первыми оказывались на месте разрушенного снарядом дома и сначала разгребали завалы, а потом помогали раненым. И это при том, что медбратьями трудились вчерашние школьницы.
— По записям главного врача скорой помощи Меера Месселя, некоторые сотрудники после вызова, возвращаясь на станцию, падали, и их вносили на станцию. И были случаи, когда человек скончался, вернувшись на службу с вызова, — рассказали в пресс-службе Городской станции скорой помощи.
Многие врачи домой не уходили — их перевели на казарменное положение. В роддоме им. профессора Снегирёва доктора жили и работали на цокольном этаже — верхние пострадали от бомбёжек. Родов, конечно, стало в десятки раз меньше. Если в 1940-м году здесь на свет появились более 4 тыс. малышей, то до 1946-го в год рождалось максимум несколько сотен.
— Что, конечно, ужасает — это заболеваемость среди матерей и деток, потому что нам вообще практически не представить ту ситуацию. Частота приступов эклампсии в разгар блокады — эти цифры стали ужасающими: частота была 10%, а смертность — 30%. Каждая третья женщина погибала! А ведь всем хорошо известно, что эклампсия — это заболевание, которое возникает у женщин, страдающих от алиментарного голодания, — поясняет главврач роддома им. Снегирёва Марина Зайнулина.
Поскольку рождаемость резко сократилась, в медучреждении стали принимать ленинградок с дистрофией — им было положено так называемое усиленное питание, то есть немного больше стандартного пайка. А новорождённых выхаживали с помощью соевого молока — до этого продукты из сои не использовали. В 1942-м в городе удалось открыть сеть столовых для дистрофиков.
Исследователи феномена блокадной медицины отмечают, что работа всей системы — от чиновников Ленгорздравоотдела до санитарок — была организована чётко. Но мужество требовалось медикам не только для борьбы за жизнь горожан, но и для противостояния бюрократической машине.
— Они составляли отчёты о своей работе, не пытаясь приукрасить всё, что происходит. И в воспоминаниях Машанского есть даже то, что на него завели дело. Считалось — виноват в том, что город недостаточно хорошо помогает жителям. Но он продолжал работать — не за страх, а за совесть. Выходить на руководство, объяснять, что нужно не бояться брать на себя ответственность, и каждый из врачей старался сделать не только все возможное, но и невозможное, — повествует старший научный сотрудник Военно-медицинского музея Анна Волькович.
Как это ни парадоксально, в осаждённом городе не прекращалась научная работа — медики писали диссертации, постоянно проходили учёные советы. Вклад, который внесли ленинградские врачи в методики лечения дистрофии, невозможно переоценить. Эти наработки потребовались и после войны — для реабилитации блокадников, а также узников фашистских концлагерей.
