Отважная женщина, которая решилась восстановить деревянное строение ХХ века в Приозерском районе Ленинградской области Мария Куск с лёгкой усталостью и бесконечной иронией рассказывает каждому, кто посетит хутор, о непростом деле, которая взвалила на себя. Хутор Milka — это краеведческий проект в ещё сумбурном, но завораживающем процессе. На территории находят действительно уникальные артефакты не только прошлых веков, но и глубокой древности. Всё в дальнейшем будет уникальным частным музеем, а присоединиться к восстановлению может каждый.
Мария 25 лет работает в системе образования — воспитателем в детском саду. Так же руководит педагогами и развивает методики, связанные с краеведческим воспитанием.
— Сегодня — это один из компонентов федерального государственного стандарта, который был принят в 2014 году. Но в связи с тем, что наша территория достаточно сложная в плане истории, то найти эту культуру, её истоки непросто. Эту задачу нужно решать сейчас, я — её руководитель. В связи с тем, что я занимаюсь краеведением и у меня есть музей, мне легче ставить задачи и искать пути развития. Поэтому педагоги, которым это интересно, подтянулись к нам.
Жизнь Марии изменилась, когда в 2014 году она переехала на хутор. Проект появился стихийно и в таких масштабах, в которых существует сейчас, его развивать не планировалось. Музей расположен в здании, которое в 2016 году хотели снести, оно стояло около железнодорожного вокзала в посёлке Кузнечное. Когда здание начали разбирать, Мария договорилась со строительной бригадой и выкупила его. К сожалению, собрать из старого материала всё здание не удалось, в нём есть только элементы, но в целом это точная реконструкция того исторического объекта.
Хутор — здание постройки архитектора Туви Хельстена. В 1913 году было принято решение о создании финляндской железной дороги направления «Санкт-Петербург — Вааса». Ветку строили с 1916 по 1918 года. Главным архитектором российских железных дорог был Бруно Гранхольм, им и его помощником были разработаны типовые строения для станций, причём для каждых станций это было своё здание в зависимости от количества человек, проживающих в поселении. К станции строили ещё целый комплекс жилых домов для работников, обслуживающих железнодорожную станцию.
Станция Карлахти была узловая, кроме того здесь в своё время была достаточно большая волость, поэтому в 1916 году на территории строят железнодорожный вокзал в этом же стиле для обслуживающего персонала. В 2016 году, когда зданию исполнилось 100 лет, его начали сносить. Деревянный дом требовал больших вложений, стоял неудобно, там не было воды, канализации, жителям этого дома выделили благоустроенные квартиры, и его начали разбирать. Никто не знал историю строения и Мария уверена, что исторический фасад удалось бы спасти, узнай она о сносе чуть раньше.
— Я купила хутор в его 100-летие, мне рассказали об этом финны. Видимо, домикам нравится в своё 100-летие попадаться мне на пути. Надеюсь, больше домов по периметру нет. Ещё надо с этим разобраться. К примеру, это здание, в котором мы сейчас находимся, надо долго протапливать, топим целый день, у нас очень холодные полы, сгнили нижние венцы.
Общая площадь хутора — 20 соток. Но они так удачно расположены — рядом лесополоса, железная дорога — хутор достаточно изолирован от других домов. Когда люди заходят в дом первый раз, отмечает руководитель краеведческого проекта, говорят, что работы ещё очень много, но посетив второй или третий, отмечают, что сделано уже много.
— Мы поставили фундамент, перевезли здание, возвели стену, крышу, окна, сделаны полы на всём первом этаже, сделаны экспозиции. В этом году мы принимали гостей и так или иначе кто-то хотел помочь музею, на эти деньги мы заказали стеллажи.
На сегодняшний день коллекция музея насчитывает 6000 экспонатов — люди везут, везут и везут.
— У нас огромный культурный слой, разрабатывая свои огороды и участки, часто находятся какие-то вещи, которые и выкинуть жалко и отвезти некуда. У нас очень большая коллекция, и я ей горжусь. Есть совершенно уникальные находки, к сожалению, они разрозненны. Вот единственный памятник, который был выкопан у нас на участке, забрала «Кунсткамера», но у меня есть реплики.
Помогает проекту и фонд «Внимание», который в прошлом году выделил средства на восстановление фасада. Такая помощь позволила сделать стеллажи и полы. В этом году фонд выделят деньги на все оставшиеся окна и на крышу.
— На окна выделили 323 тыс.рублей и ещё 1,2 млн рублей на крышу. До этого — 140 тыс. рублей на возращение исторического облика фасаду и фундамент. На сегодняшний день в дом вложено порядка 2 млн рублей, и это достаточно большие деньги. Я считаю, что мы быстро строимся при наших финансовых возможностях. В следующем году нам сделают крышу, и мы сможем приступить ко второму этажу. Уже в течение месяца вставят все оставшиеся окна, и это большая радость. Единственным условием фонда было, раз мы восстанавливаем историческое здание, чтобы была аутентичная крыша, эти работы они тоже оплатят.
Летом 2019 года при въезде в хутор, расположенный в Приозёрском районе, были найдены два артефакта эпохи мезолита и Меровингов. Исторические ценности передали в «Кунсткамеру», а владелец хутора ищет архитектора, который облагородит места обнаружения артефактов.
На сегодняшний день музей не имеет официального статуса, и получить его не очень просто. Такой статус автоматически накладывает и определённые обязательства.
— Во-первых, это огромная процедура, нужно регистрировать ценности музея в государственном каталоге, только после этого можно задумываться о статусе. Как только мне присвоят статус музея, а я вообще хочу это сделать, потому что та коллекция древности, которая представлена в первом зале, она не официальная, но музейный статус позволит археологам дать мне официальный документ. У нас такие сложные ножницы в законодательстве. Правда, официальный статус несёт большие расходы и это сразу ряд обязательств, которые надо выполнять вплоть до влажности и хранения. А это очень сложно. Поэтому сейчас это не музей как таковой, а культурный центр. Официально меня преследовать не могут, я даже консультировалась с полицией. Если бы меня нашли с фибулой, лопатой на поле, то это было бы восемь лет лишения свободы. А так как я не копала и отдала всё честно государству, то идём пока по дороге, по которой можно и нужно идти.
Многие экспонаты в музей принесли так называемые чёрные копатели. Но Мария сразу же расставляет акценты — есть чёрные копатели, которые продают вещи на чёрном рынке, а есть те, кто занимается этим ради коллекционирования, для них это просто хобби.
— Проблема чёрных копателей существует. Среди них тоже есть разные люди — это могут быть просто коллекционеры. Конечно, есть и прям чёрные, которые намеренно разрушают памятники. Прошлым летом в шести километрах отсюда был разрыт совершенно выдающийся могильник, он предлагался Выборгскому замку, и часть предметов была показана. Замок не купил эту коллекцию, хотя цена вопроса была 300 тыс. рублей. Вот это чёрные копатели, люди которые намеренно ищут памятники, их разрушают и потом продают на чёрном рынке. Но 80% таких копателей — люди, которым просто нравится поиск.
Сейчас большинство копателей совершенно бесплатно привозят в музей артефакты и, естественно, Мария эти предметы берёт.
— Я бы не сказала, что они этим занимаются ради наживы. Например, есть у меня уточка, она на чёрном рынке стоит 200 рублей, а для того, чтобы её выкопать, нужно купить аппарат, который стоит за 100 тыс. рублей, нужно иметь машину, бензин, месяцами ходить по лесу. Часто люди сами не понимают, что они выкапывают. У нас культурный слой здесь богатый. То поселение, которое обитало здесь в 10-12 веках, оставило большой след. Ещё тогда было трупосожжение и после процесса всё прокапывалось, это были неглубокие могилы, а достаточно близкие от поверхности земли. Эти поля в финский период распахивались, и в советское время традиция продолжилась, все вещи просто расползались по территории. Поэтому пока это единичные находки.
Летний период для проекты — настоящее изобилие. Поскольку в музее всё еще нет света, там достаточно сыро, то не все готовы проникаться историей в такой атмосфере. Но недостаток внимания музей не испытывает, уверяет Мария.
— Мы стоим очень удачно по дороге в Рускеалу. В посёлке так же есть самая высокая кирха в Ленобласти, очень красивая. Экскурсии по ней проводит просто эпический человек. Туристические компании нас включают в свои маршруты, и если зимой у нас будет тепло и свет, то и людей будет больше. У нас запланировано много интересных программ.
Удивительно, что хутор открыт для всех желающих и здесь рады любым гостям — будь то организованная туристическая группа или просто одинокий путник.
— Мы принимаем всех людей, которые к нам приходят и в любом контексте. Я обычно спрашиваю, что интересно в экспозиции, поэтому нас есть разные программы. Туристические компании, как правило, привозят людей послушать историю про человеческий подвиг — я так понимаю, что больше чашек и ложек им интересен человек, который когда-то сказал, а давайте я этот дом заберу себе и начал с этим работать. Все в этом видят, как я понимаю, свет в конце туннеля. Что-то вроде — любой, даже самый обычный, человек в принципе может сделать это. Каждый пытается поставить себя на моё место, и люди начинают следить в соцсетях, как я справляюсь с этими сложностями. Например, когда я пишу краеведческий пост в своей группе, для которого я прочитаю три диссертации по 300 страниц, он набирает 20 лайков, а если я в красивом платье пишу, что я себя хорошо чувствую, потому что я поправилась, то наберёт 300.
«История про человеческий подвиг, но всё-таки в пределах разумного? Соглашусь», — не задумываясь отвечает руководитель краеведческого проекта хутор-музей Milka.
— Я бы хотела, чтобы этот человек пришёл. Но у меня есть условие — я остаюсь директором проекта и важно, чтобы проект не превращали в гостиницу. Когда-то я его сдавала, и на дешевизну покупались люди, которые приезжали жарить шашлыки под шансон. У меня был страх, что это всё сгорит и сама компания опошляет всю идею. Этот проект всё-таки не про шашлыки.