В конце августа СЛОТ приступил к записи девятой пластинки, которая должна стать трамплином к 20-летию группы. К работе над новым материалом подошли серьёзно: сняли домик в Подмосковье и заперлись в нём на целый месяц. Солистка группы Нуки рассказала 78.ru, как ребята уживаются в четырёх стенах, зачем решили нумеровать свои альбомы и почему молодых музыкантов сложно назвать «громкими».
— В этом году группа СЛОТ отметила своё совершеннолетие. Эта цифра, как правило, много значит для человека — наступает какой-то новый этап в жизни. А что 18-летие значит для целого коллектива?
— Это в любом случае целая жизнь, много всего поменялось, но, тем не менее, этого всего недостаточно, чтобы надоесть друг другу, да и даже узнать друг друга.
— В конце августа у вас вышел новый альбом «ИН ДА ХАОС. RE-PLAY» с карантинными версиями уже существующих песен.
— Ну, как сказать, новый альбом… Мы, чтобы не сойти с ума на самоизоляции, играли старые песни, снимали видео, всё это потом склеивали. В общем, развлекали людей и друг друга, что немаловажно. Каждый вживяк сыграл, спел свою партию. Потом мы всё это собрали, свели и решили выпустить, увековечив этот момент в истории.
— Создавать альбом в таких условиях, мне кажется, сложно или, как минимум, непривычно.
— Ну, какие тут могут быть сложности? Ты же дома! Пошёл, яичницу пожарил, песню записал. И вообще, мы такие ребята — в студии не ходим, всё дома делаем, поэтому для нас это отличная вообще обстановка, не считая того, что за окном творится всякое, и никуда толком не сходишь. Некая клаустрофобия во всём этом присутствует, да и в звуке тоже.
— Насколько я помню, ещё до выхода «ИН ДА ХАОС. RE-PLAY» Кэш говорил, что следующий альбом будет неким трамплином к вашему юбилею. Неужели именно этот трамплин он и имел в виду?
— Он почему-то так любит цифры… Нет, в данный момент мы впервые за 18 лет решили поделать новый альбом непосредственно коллективно, плечом к плечу. Мы сняли дом в Подмосковье, живём и работаем там уже около месяца все вместе над новым материалом.
— И как вы уживаетесь? Мне кажется, вы и так много времени вместе проводите, а тут ещё и жить приходится.
— Вот, кстати, как оказалось, не так много. Не настолько, чтобы хорошо узнать друг друга. За время жизни в этом доме, например, я узнала о ребятах очень много всего. В какой-то момент у нас было два варианта: либо мы разругаемся в пух и прах и разъедемся, либо мы как-то наладим. Сначала этот процесс наладки был шатким, а потом все втянулись. Мы встаём, завтракаем, спортивная нагрузка и в процесс.
— То есть, у вас даже какой-то распорядок дня появился?
— Он сам по себе выстроился. Мы никого не принуждали.
— А есть какая-то иерархия в группе?
— Нет, мы же уже давно вместе, как ты заметила. Но мы, конечно, как лебедь, рак, щука, слон и улитка: все в разные стороны ползут, у всех своё мнение. Мы научились с этим жить. У нас демократия.
— Если посмотреть названия альбомов группы, сложно не заметить вашу любовь к цифрам.
— У меня её нет, и мы с ней, кстати, расквитались вроде бы.
— Как вообще группа пришла к тому, чтобы нумеровать свои пластинки?
— Ой, это, наверное, отцов основателей надо спрашивать. Мне кажется, что сначала так просто получилось, а потом решили — а давайте посмотрим, сколько продержимся. По-моему, в таком духе были размышления. А на этом альбоме я предложила перестать считать.
— Вы какой-то смысл вкладывается в эти цифры?
— Что такое вообще «смысл» в творчестве? Не понятно, что сначала рождается: смысл или песня. Сложно сказать, что первичное. Понятно, что потом художник смысл находит или старается. Но мы что-то обсуждаем друг с другом, конечно. Это же вообще очень обременительно — называть цифрами. Не только потому что надо придумывать название альбома, а сразу придумать что оно значит, песню, которая будет так же называться. То есть, дом начинает строиться с окна, ну, а почему нет? Такие схемы тоже работают. Вообще в творчестве схем нет, и никто не знает, как правильно.
— Группа появилась в 2002 году. Получается, её популярность пришлась на пик подъёма альтернативного рока в России?
— Не знаю, почему многие так считают, но это ошибочная история. СЛОТ плохо себя чувствовал по сборам людей в 2007-м году, да и вообще… Ты представляешь, я пришла в группу в 2006-м на второй альбом, значит, только через год мы спланировали какой-то первый автобусный тур. Ну, что мы в 2007-м могли? Есть ещё ощущение общей волны, ну, а мы, получается, вне её.
— Тем не менее, вы такие ветераны отечественного альтернативного рока, хотя Кэш не очень любит, когда вас так называют.
— Да почему, это классно! Ветеран — это тот, кто пережил какие-то боевые сражения?
— И накопил за плечами опыт.
— Романтично! Да, это интересно, особенно, когда спустя время, встретившись на «Полигон фесте» со своими коллегами непосредственно по цеху, понимаешь: ничего себе, вот эти люди до сих пор ещё есть! А времени-то прошло много… И тогда есть ощущение какой-то общности в такие момент,
— После 2007-го в российской музыкальной индустрии был период, когда рокеров заслонили рэп-исполнители. А как альтернативная музыка чувствует себя сейчас?
— Да рок жив, не важно, в какой форме. Он всегда есть, каждое поколение хочет протестовать. Рэпчик — он всё-таки под минус в основном, а рок — это живая музыка. Так вот, в плане живой музыки, я интересуюсь, смотрю и у меня есть ощущение чего-то, что распалось на атомы, но ещё ни во что не собралось. То есть, очень много клёвого, интересного, но нет какого-то лица у этого всего. А может, оно и не нужно. Зато много всего разнообразного.
— А ты находишь, что послушать в этом многообразии?
— «кис-кис» мне нравится, по-моему, им хочет подпеть любая девочка. Jars мне нравится, «Пошлая Молли» мне не нравится. Кто ещё? Так сейчас и не вспомнить.
— По-моему из таких громких больше никого и нет.
— Громких? Даже этот эпитет, наверное, не подходит к этой волне. Они какие угодно, но не громкие.
— Я к тому, что в какой-то определённый промежуток времени о них все говорят, а потом они угасают.
— Вот и я говорю — ощущение, будто всё распалось на атомы.