Главные кадры из жизни Довлатова. Нью-Йорк писателя на продажу – в «День Д»

Большой писатель в большом городе

Довлатов совсем не любил выходить из дома без острой необходимости – тут он строго следовал завету своего близкого друга, поэта Бродского. В одном из своих рассказов его собственная супруга, Елена Довлатова, утверждает даже, что он не уходит от неё лишь по одной тривиальной причине – ему лень, да и не хочется покупать раскладушку.

Впрочем, это не помешало писателю эмигрировать в 1978 году в США. Там он встретил фотографа Марка Сермана, с которым был знаком ещё в Ленинграде. Кроме того, Довлатов познакомился в эмигрантской среде с Ниной Аловерт – она с юных лет фотографировала «великих», артистов балета и театра, и писатель также стал одним из героев её фотоснимков.

Марк Серман и Нина Аловерт запечатлели самые разные моменты из жизни Довлатова – от торжественной речи на сцене до прогулки с растрёпанным сыном, от «рабочих моментов» до «бытовых картинок». От первого дня в Нью-Йорке – до последних лет перед смертью.

«Новый американец»

«Я жил не в Америке. Я жил в русской колонии», – писал Довлатов в повести «Иностранка», опубликованной в 1986 году.

И это, действительно, было так. Переехав в США, писатель в скором времени поселился в Форест-Хиллс – эмигрантском районе Нью-Йорка. По воспоминаниям современников и соседей, в восьмидесятые этот район был вторым после Брайтон-бич «русским гетто». Но если на Брайтон ехали, в основном, одесские евреи и жители маленьких городков в погоне за «яркой жизнью», то в Форест-Хиллс собиралась интеллигенция.

Русская интеллигенция Нью-Йорка окружала себя русскоязычным культурным фоном. К тому моменту, когда Довлатов перебрался в «Большое яблоко», здесь уже выпускали «Новое русское слово». В феврале 1980-го в Нью-Йорке появилось ещё одно эмигрантское издание – «Новый американец». И Сергей Довлатов стал его главным редактором.

Чтобы наладить выпуск газеты, эмигрант Борис Меттер вместе с бывшими советскими журналистами Евгением Рубиным и Алексеем Орловым взяли кредит – несколько тысяч долларов. Пётр Вайль, ответственный редактор «Нового американца» и бывший журналист рижского издания «Советская молодёжь», рассказывал позже, что это была «газета друзей».

По воспоминаниям Вайля, выпустив очередной номер, Довлатов бросался в редакцию и с радостью звал всех отмечать. При этом, газета не всегда приносила прибыль – несмотря на то, что была весьма популярна. «Новый американец» стал серьёзным конкурентом «Нового русского слова», и редактор последнего Андрей Седых не раз устраивал «коллегам» из другой газеты подлянки и гадости.

Но главная загвоздка заключалась в том, что среди руководства «Нового американца» не было прирождённых менеджеров и организаторов. Никто не знал, как правильно организовать подписку и рассылку, как с умом продавать рекламные площади и получать хорошую прибыль. В итоге, через два года существования газета разорилась и была закрыта, а банк возбудил уголовное дело против несостоятельных заёмщиков.

Тем не менее, «Новый американец» существовал не зря. Как рассказывали позже его сотрудники, Довлатов ратовал, в первую очередь, за «идеальную форму» и выраженный стиль материалов. Именно «Новый американец» показал эмигрантской среде США, что русскоязычное издание за рубежом может быть достойным с литературной точки зрения.

Нина Аловерт работала в «Новом американце» вместе с писателем. На аукционе представлено несколько её работ – прямо из редакции. Она запечатлела Довлатова, Бориса Меттера, Вайля и Гениса за работой в офисе издания. Есть и минималистичное фото – усталый Довлатов на паркете в углу в новом офисе газеты, и «праздничное» – писатель в свете софитов «толкает речь» на годовщине газеты.

«Моня & Миша»

В магазин «Моня и Миша» Довлатов ходил каждый вечер, прямо в шлёпках, даже зимой. Здесь, в этом небольшой «чисто русской» продуктовой лавке писатель ежедневно брал свежий номер газеты «Новое русское слово». Здесь же он встречался с Владимиром Соловьёвым – таким же русско-американским писателем, эмигрантом и соседом Довлатова.

«Англоязычную прессу он не читал, – писал в своей книге «Быть Сергеем Довлатовым» Соловьёв. – В ожидании газеты мы делали круги по ближайшим улицам. Кто бы ни входил в компанию, Серёжа возвышался над нами, как Монблан».

Помимо газет, в «Моне и Мише» можно было купить всё самое необходимое: от хлеба и сыра до деликатесной рыбы, от аспирина и валерьянки – до горчичников. Хозяином этой лавки, по воспоминаниям писателя Александра Гениса, действительно был еврей по имени Моня. А о том, как Довлатов отоваривался в магазине, ходят самые разные легенды, зачастую категорически противоречащие друг другу.

По одной из таких легенд, Сергей Донатович любил зайти в лавку во время прогулки со своей таксой – сначала это была Глаша, а потом – Яков Моисеевич. Посмотрев на витрины, Довлатов просил завернуть ему «два кусочка рыбки» – один красной и один – белой. А всё потому, что у писателя никогда особо не было денег, и большего он просто не мог себе позволить.

Есть и анекдоты, связанные с магазинчиком «Моня и Миша». В одном из них Довлатов поинтересовался у Мони:

– Моня, а почему у вас «лещ» с мягким знаком?

– Какой привезли, таким и торгуем, – пожал плечами хозяин лавки.

Было это на самом деле или нет – вряд ли кто-то узнает. Нет уже ни Довлатова, ни самого магазинчика «Моня и Миша». Зато есть фото писателя у входа в уютную лавку, с ещё одним эмигрантским изданием в руках – «Новой газетой», которая издавалась в Нью-Йорке с 1980 по 1983 года.

Маленький Коля

Уже в США у Довлатова родился четвёртый ребёнок и первый сын – Коля. Сегодня сына писателя зовут Николас Доули, он практически не говорит по-русски, но очень чтит память своего отца.

«У меня растет сын Коля. Его формальное имя – Николас Доули, он толстый и симпатичный, всё время пристает к Глаше, она рычит», – писал из Штатов молодой отец своей бывшей гражданской жене Тамаре Зибуновой.

И хоть жил Довлатов в Нью-Йорке, не покатать сынишку на санках он не мог. На аукционе можно будет купить сразу две фотографии писателя с маленьким сыном. Увидеть, как Коля вырастет, Довлатову было не суждено.

Довлатов и Бродский

«Мы познакомились в квартире на пятом этаже около Финляндского вокзала. Квартира была небольшая, но алкоголя в ней было много».

Так написал сам Иосиф Бродский в статье, посвящённой памяти Довлатова, в 1992 году. Дружба поэта и писателя началась ещё в Ленинграде зимой 1959-го, а когда оба они оказались в Нью-Йорке – предсказуемо продолжилась.

По словам Бродского, именно ему Довлатов показал свои первые рассказы, написанные в армии. Служба писателя проходила в республике Коми – он был охранником в колонии, и эта работа произвела на него неизгладимое впечатление. Поэт раскритиковал юного автора, но критика друга ничуть не смутила Довлатова, а главное – не отвратила от творчества.

Рассказы Довлатова, по мнению Бродского, написаны как стихи – они «держатся на ритме фразы, на каденции авторской речи». Поэт называл товарища «стилистом» и подтверждал, что форма была для Довлатова важнее содержания.

Писатель Александр Генис в статье, вышедшей в «Новой газете», рассказывал, что Бродский был единственным человеком, которого писатель боялся. И к каждой встрече якобы тщательно готовился, а однажды признался, что «завидует Бродскому».

Несмотря на одиозность фигуры Бродского, на его непредсказуемость и мистический страх, который поэт наводил на окружающих, Довлатов и Бродский до последнего были хорошими друзьями. И остались самыми гениальными авторами русской эмиграции «третьей волны» – в этом сегодня никто не усомнится.

Всего на благотворительном аукционе в «День Д» будет представлено 23 снимка, сделанных с 1979 по 1987 года в Нью-Йорке. Какое окно в мир Довлатова повесить себе на стену – каждый решает сам.