Константин Богомолов — о гастролях в Петербурге, вольном обращении с классикой и Табакове

Богомолов о гастролях в Александринке: «Это невероятное счастье»

Ещё до старта петербургских гастролей Театра на Бронной Константина Богомолова горожане раскупили 90% билетов на его спектакли. Об этом на пресс-конференции рассказал Сергей Емельянов, директор Александринского театра, на Новой сцене которого и покажут все четыре постановки.

По оценке Емельянова, спектакли в Петербурге посетит около 15 тыс. человек. Показы богомоловских постановок стартовали 16 августа, а последний показ состоится 24-го числа этого же месяца.

Константин Богомолов — далеко не единственный режиссёр, испытывающий тягу к переложению классики на современный манер. Вспомнить хотя бы Андрея Кончаловского и его спектакль «Эдип в Колоне», где Эдип и Антигона в джинсах и кроссовках путешествуют с тележкой из супермаркета, как классические современные бездомные, или «Вишнёвый сад», поставленный в Театре на Таганке как комедия.

Да и у самого Константина Богомолова один из самых известных спектаклей — «Идеальный муж», длящаяся пять часов комедия, представляющая собой микс из произведений Оскара Уайльда, Шекспира и Чехова. Так откуда же у современных театральных режиссёров такая любовь к прочтению классики через призму современности?

— Мне кажется, это всегда было популярно, — ответил 78.ru на этот вопрос Константин Богомолов. — От Мейерхольда и до наших дней. Не было времени, когда это было не популярно. Захаровское «Доходное место» было закрыто в советское время, потому что слишком буквально говорило о современности. Это, на самом деле, такой миф, возникший почему-то в последние годы, что есть люди, которые переносят классику, а есть люди, которые тщательно её сохраняют.

Это миф. Уважение к классике заключается не в том, чтобы ходить в камзолах, а в том, чтобы размышлять в процессе создания вместе с актёрами над тем текстом, который тебе дан. Размышлять, приходить к своим выводам, своим ощущениям, пытаться найти в себе отклик на это, найти отклик на этот текст в современности. Вот это и есть уважение к классике. Это не тщательное воспроизведение ремарок всех авторов. Мне кажется, любой автор застрелился бы, видя тщательное воспроизведение своих ремарок.

И это миф, с которым надо не то, чтобы бороться, а просто внятно разъяснять: господа, вообще-то в советское время, к которому мы так часто обращаемся как к образцовому времени в смысле почитания традиций, это было абсолютно нормально, абсолютно естественно — приближать классику к современности. Иногда возникает такое ощущение, что, если бы нынешних ревнителей традиций переместить в 70-е годы, они перезакрывали бы все московские театры. За исключением Малого театра, он стабильно бы шёл, как крейсер сквозь века, а все остальные театры были бы закрыты. Они бы в ужас пришли! Просто тогда не было такой свободы слова и не было соцсетей, а сейчас есть.

Поэтому я к этому спокойно отношусь, я делаю разный театр. Есть спектакли, в которых я нежно и трепетно отношусь к автору, и таких спектаклей полно. Вы сами знаете, в Петербурге (шли) «Преступление» («Преступление и наказание», — прим. авт.), «Слава» БДТшная, «Старший сын» и «Чайка» в «Табакерке» и многие другие спектакли. А есть спектакли довольно резвые в обращении с автором.

Кстати, я помню, как делал спектакль «Год, когда я не родился» по Розову, и Олег Павлович (Табаков — прим. авт.) очень переживал из-за всяких моих вольностей. Расскажу секрет: Олег Павлович так переживал, что не будет какого-то возмущения, что собрал худсовет по поводу спектакля, который сам играл.

И он хотел, чтобы худсовет мне указал на некоторые излишние вольности. Он, как актёр спектакля, мне не решался сказать, чтобы я что-нибудь убрал. Но он хотел, чтобы мне прилетело во время этого худсовета. Вы знаете, кто встал на защиту спектакля и сказал: «Автору понравилось бы»? Наследники Розова. Они сказали: «Вы знаете, а по духу всё правильно, по духу всё так».

Поэтому иногда бывает очень жаль, что нет с нами тех классиков, которые бы немного охланили ревнителей традиций.